— он был и есть для меня пример для подражания, и я хочу быть таким же, как мой брат. Все те оскорбления в его сторону были сказаны со зла. Когда я не мог контролировать себя и свои эмоции. Но даже будучи жутко обозленным, я все равно любил своего брата и знал, что никогда бы не предал его.

— Ты уже предал его, Эдвард. Когда посмел сказать о нем такие ужасные вещи и так сильно избил, что он уже несколько дней ходит в синяках.

— Мне очень жаль, что так получилось.

— Твой брат всегда любил и уважал тебя. Он доверял тебе все свои секреты и открывал душу, наверное, больше, чем кому-либо. Терренс крепко привязался к тебе и был счастлив, что у него появился брат, который так хорошо понимал его. А что этот брат в итоге сделал? Он предал его! Заставил разочароваться! Обозлиться и проклинать день, когда он встретил тебя в первый раз. Столько лет мой жених жил без брата и был намного счастливее. Но стоило тебе объявиться, как все перевернулось с ног на голову. Лучше бы ты вообще никогда не объявлялся и продолжал жить своей жизнью. Нам всем было бы намного лучше. И мне, и твоему брату, и твоей матери, которая никак не может смириться с тем, что ты вырос гадом.

— Мне больно это слышать… Очень больно.

— Сам виноват! Не мы сделали тебя жадной мерзкой крысой, которую интересуют только деньги. Если бы мы не были обеспечены, ты бы даже и не стал объявляться. Даже девушку искал себе обеспеченную, чтобы обогатиться за ее счет или счет ее родителей. Но как понял, что тебе ничего не светит, так ты решил грохнуть всех нас и присвоить себе все, на что мы зарабатывали много-много лет благодаря упорной работе. Тебе бы и за всю жизнь не удалось добиться того, чего достиг Терренс. Мой жених готов много работать и ответственно относиться к своему делу. А ты хочешь, чтобы тебе все принесли на блюдечке. Чтобы тебя не заставляли даже пальцем пошевелить. Ты не знаешь, какие сумасшедшие усилия надо прилагать, чтобы хоть что-то заработать.

— Если мне придется, то я готов сутками напролет работать без остановки, чтобы выбраться из нищеты и стать независимым человеком.

— Ты никогда к этому не стремился. Ты лишь выпендривался, строя из себя жалкого героя, который якобы пытался спасти свою семью, и прикрывался словами о справедливости.

— Если бы был шанс, то я бы с радостью защитил вас всех. Но к сожалению, это не в моей власти. Я ничего не могу сделать против дяди Майкла и сделать так, чтобы он оставил нас в покое. Он всего равно пойдет до конца, независимо от наших действий и попыток обеспечить себя защитой.

— Ну конечно! Ты убеждаешь нас в безысходности, потому что готовишь нас к тому, что мы скоро сдохнем. Чтобы мы ничего не делали, даже тогда, когда твой больной дядька решит отправить еще парочку писем с угрозами или вообще организует чье-то похищение или убийство.

— Клянусь, Ракель, я никогда не был и не буду в сговоре с этим больным психом, по которому психушка плачет, — уверенно заявляет Эдвард. — Я скорее грохну этого гада, чем стану его сообщником и буду плясать на задних лапках так же, как и вся его шайка. Которую также надо посадить за решетку.

— Скорее ты пожертвуешь жизнью Наталии или Терренса. Одна якобы предала тебя, а второй просто вредит тебе тем, что добился в своей жизни в тысячу раз больше, чем тот, кого он наотрез отказывается называть своим братом.

— Что касается Терренса, то я никогда не забуду, кем он мне приходится, и всегда буду любить и защищать его. — Эдвард складывает руки на столе, хмуро смотря на Ракель. — А вот твоя подружка Наталия сама виновата во всем. Если бы эта девчонка не приперлась к вам с Терренсом домой, я бы не вышел из себя и стал совершенно другим человеком — конченным психом, обозлившегося на весь мир.

— Как ты вообще посмел так оскорблять и унижать ее! Называть ее проституткой, тварью, тварью, мразью, предательницей, лгуньей… Могу долго перечислять все те оскорбления, которые бедная девушка услышала от тебя.

— Ха, это она-то бедная? — широко распахивает глаза Эдвард. — Господи, Ракель, как ты можешь защищать эту фальшивую дрянь? Как тебе не стыдно покрывать ее интрижки на стороне и делать из нее святую!

— Я защищаю ее, потому что ты поступил с ней безобразно! Наталия не заслужила ни одного оскорбления, сказанного тобою. Знаешь, как мне было обидно слушать то, как ты унижал и обижал эту девушку. Клянусь, Эдвард, если бы Терренс тогда не удержал меня, я бы избила тебя. Я не люблю драки и насилие, но твой брат в прошлый раз недостаточно тебе навалял. Ты заслужил более ужасной взбучки. И обязан ответить за каждую слезинку, пролитую моей лучшей подругой.

— Я? Платить за слезы этой стервы, которая предала меня? Да разрази меня гром прямо на этом месте! Скорее я предпочту опозорить себя перед всеми людьми, чем страдать из-за того, что какая-то проститутка сосется с другим.

— Мало того, что ты оскорбил и унизил ее, так еще и заставлял притворяться, что между вами все хорошо. Зачем ты сделал это? Зачем? Все это выглядело глупо! Влюбленные уж точно не шарахаются и не мечтают сбежать друг от друга так, как это было с вами двумя.

— На то были некоторые причины. Может быть, немного глупые, но все же я отчасти добился того, чего хотел.

— Какие причины, Эдвард? — закатывает глаза Ракель. — Наталия и так страдала, а твое желание помучить ее и заставить делать вид, что ничего не случилось, только больше усугубило и без того ужасное состояние Рочестер.

— Ну знаешь, я страдал ничуть не меньше после того, как узнал, как твоя подружка стояла совершенно голая перед другим мужиком, обнималась и целовалась с ним, — сухо говорит Эдвард. — Разве ты считаешь, что это нормально? Вот Терренс бы сейчас позволил какой-нибудь девчонке облизать и облапать его! Что бы ты почувствовала? Вспомни, что ты чувствовала, когда видела, как он едва ли не спал с какой-то блондинкой! И после того, как ты сама пережила измену, у тебя хватает наглости осуждать меня за то, что я ненавижу мисс Рочестер!

— Да, а ты точно уверен в том, что измена была?

— Ха, а ты еще спрашиваешь! Мне рассказать тебе про фотографии, на которых она обжимается с тем мужиком?