Шрифт:
Закладка:
27 апреля 1978 г. несколько сотен солдат и 50 танков 4-го бронетанкового корпуса напали на президентский (бывший королевский) дворец Арг. Атака стала сигналом для других халькистов, служивших на оружейных складах и в воинских частях, разбросанных по всей столице. На военные и гражданские аэродромы в Кабуле и окрестностях въехали танки. Дворцовая стража и две пехотные дивизии сопротивлялись повстанцам, но были разбиты. Мятежникам помогла общая неразбериха, царившая в городе, – власти готовились к массовым торжествам в честь ареста руководителей НДПА. Многие военные, не принадлежавшие к «Хальк» или «Парчам», вообще не поняли, что стряслось: одни думали, что грянул исламистский бунт, вторые – что возле дворца идет репетиция парада. Третьи оперативно примкнули к смутьянам, поскольку у них не было особых причин защищать президента. Четвертые предали его из соображений личной выгоды, надеясь получить какие-то преференции от новых хозяев Афганистана. В тот день никто не вспомнил, что Дауд сделал для страны и армии.
Есть легенда о том, как свергли Дауда. Якобы к нему пришел офицер-танкист и сообщил, что узнал о готовящемся перевороте, который должен был произойти 27 апреля. Информатор попросил у президента разрешения зарядить танки боевыми снарядами и разместить их вокруг дворца Арг. Дауд разрешил.
Утро 27 апреля выдалось тихим и солнечным. В полдень на холме возле дворца выстрелила пушка – но она стреляла каждый час, отсчитывая время. Кабульцы сверяли по ней часы. Однако на этот раз через пару минут после залпа танковые башни развернулись и направили стволы на резиденцию. Лишь тогда Дауд понял, почему офицер знал о заговоре. Он сам в нем участвовал.
Президент спрятался в дальней комнате и велел родственникам уходить – но они не сумели вырваться из осажденного здания. Тем временем во дворе повстанцы уже расстреливали телохранителей Дауда с самолетов…
По официальной версии, распространенной революционерами, утром в Арг прибыли представители мятежников и потребовали от президента сдаться. Дауд отказался и начал стрелять в парламентеров, которые открыли ответный огонь. В результате погибли сам Дауд и, по разным данным, от 18 до 30 членов его семьи, включая пятерых детей. Конечно, такие жертвы трудно объяснить перестрелкой – судя по всему, речь шла об уничтожении правящей элиты. К тому же, вскоре были убиты многие соратники президента.
Дауда застрелил офицер по имени Имамуддин. В дальнейшем генерал Махмут Ахметович Гареев (1923–2019) – исполнявший обязанности главного советского военного советника в Афганистане в 1989–1990 гг. – вспоминал со слов Мохаммада Наджибуллы[593] следующее: «…после захвата резиденции Дауда и других наиболее важных объектов в Кабуле политбюро НДПА собралось на совещание, где наряду с другими вопросами обсуждалась судьба Дауда. С одной стороны, участники совещания понимали, что, пока жив Дауд, остается опасность реставрации прежней власти. Но никто не хотел произнести фразу о его расстреле, чтобы на всякий случай уйти от ответственности. Разговор шел уже несколько часов. Вдруг в комнату, где шло совещание, зашел с автоматом в руках и перевязанной раненой рукой Имамуддин. Он что-то хотел сказать, но его не слушали и кто-то попросил зайти попозже. Он не уходил. Когда же споры участников совещания начали особенно накаляться, Имамуддин выбрал момент, подошел к столу и сказал: “Но ведь я уже убил его”. И тем самым разрядил обстановку, и все участники совещания облегченно вздохнули».
Взяв дворец Арг, халькисты быстро погрузили тела Дауда, его родственников и приближенных в грузовик и увезли к востоку от Кабула, где тайно похоронили в братских могилах. Коммунисты никак не обозначили место погребения и никогда не называли имена тех, кто предал трупы земле. Останки были обнаружены лишь спустя 30 лет – летом 2008 г. К тому времени Кабул разросся, и могилы располагались уже на его окраине – рядом с печально известной тюрьмой Пули-Чархи, которую построили в 1974 г. по воле самого Дауда.
Согласно афганскому календарю апрель 1978 г. соответствовал месяцу Саур, поэтому коммунистическй переворот вошел в историю как Саурская (Апрельская) революция. Через несколько десятков лет падение династии Дуррани покажется афганцам настоящей трагедией. Они окрестят десятилетний либеральный эксперимент Захир-шаха «Золотым веком», и даже авторитарный Мухаммед Дауд не будет выглядеть таким страшным по сравнению с новыми проблемами. Конец одного – это всегда начало чего-то другого. Весной 1978 г. в Афганистане завершилась монархическая эпоха – и разразилась гражданская война, которая затянулась на 43 года.
Глава 15
Игра без правил
Тот, кто совсем один, не имеет веса даже в глазах своих друзей.
Саддам Хусейн. Посмертное проклятие
27 апреля, когда Дауд еще был жив и сопротивлялся, два офицера – танкист Мохаммад Аслам Вантанджар (пуштун из фракции «Хальк») и летчик Абдул Кадир (чараймак из фракции «Парчам») – объявили о коммунистическом перевороте по радио. Они сообщили – на пушту и дари соответственно, – что к власти пришел Военный совет, который будет править согласно шариату во благо афганского народа. Нур Мохаммад Тараки воздержался от чтения коммюнике – из опасений донести до консервативных сотоварищей истинную природу случившегося. Сочетание «коммунисты-мусульмане» выглядело как оксюморон где угодно – но только не на Востоке.
Военный совет просуществовал всего два дня – 30 апреля его заменил Революционный совет Демократической Республики Афганистан (ДРА). Таким образом, афганское государство было переименовано. Революционный совет по сути являлся Центральным комитетом НДПА. На следующий день он утвердил правительство во главе с 60-летним Тараки – Генеральным секретарем ЦК НДПА, Председателем Революционного совета и премьер-министром.[594] Бабрак Кармаль, Хафизулла Амин и Мохаммад Аслам Ватанджар стали его заместителями. Вскоре Совет уступил место Политбюро – и Афганистан начал строить коммунизм.
Теоретически НДПА пребывала на пике могущества, но на практике она столкнулась с проблемой, которую пытались преодолеть еще Дост Мухаммед и Абдур-Рахман в XIX в. Новые хозяева страны должны были консолидировать власть в столице, контролировать вилаяты и сдерживать влияние извне. Ополченцы НДПА охотились на уцелевших членов королевской семьи по всему Кабулу. Но большую часть населения интересовало, что вообще происходит. Афганцы понятия не имели, откуда взялся Революционный совет и что такое Политбюро, они никогда не слышали слова «коммунизм» и имен новых руководителей. Они только узнали, что монархия пала – а значит, конец света не за горами.
Далее, по законам жанра, между «Хальк» и «Парчам» развернулась ожесточенная борьба за власть. Халькисты заняли ключевые посты и выдавили из госаппарата парчамистов. Члены враждующих фракций устраивали на кабульских улицах перестрелки в стиле Дикого Запада. 27 июня Амин стал Генеральным секретарем Политбюро, а Тараки провозгласили «Великим вождем», «Великим учителем» и «Великим мыслителем». Его портреты вешали в госучреждениях и несли на патриотических демонстрациях. За пределами столицы были назначены партийные секретари – их поставили над губернаторами провинций и округов; позже было создано и районное партийное начальство. Члены «Хальк» активно учреждали детские, молодежные, крестьянские и женские организации – но революция, подобно свинье, уже пожирала своих сыновей.
В июле Хафизулла Амин уже был единственным заместителем Тараки. Кроме того, Амин возглавил МИД и службу госбезопасности – Управление по защите интересов Афганистана (АГСА),[595] что делало его «серым кардиналом» ДРА. Халькисты также руководили МВД – оно было скопировано с советской милиции, включая отделы уголовного розыска, охраны общественного порядка, ГАИ и прочие структурные подразделения. Для исполнения наказаний в каждом вилаяте строились тюрьмы.
Политбюро избавилось от Кармаля и его основных сторонников (в том числе, будущего президента Мохаммада Наджибуллы), отправив их в качестве дипломатов на Ближний Восток и в Восточную Европу – и вынудив тем самым подчиняться министру иностранных дел Амину. Кармаль очутился в Праге, Наджибулла – в Тегеране. Осенью 1978 г. они были обвинены в антиправительственном заговоре, сняты с постов и лишены афганского гражданства. Оба бежали в Москву, где затаились, ожидая своего часа. Амин арестовал десятки других влиятельных парчамистов; многие из них были замучены и убиты. Всего