вторгнется в ад, то я заключу договор о дружбе с Вельзевулом», – толстяк знал, что говорил, и сдержал обещание. Оставим спор о меньшем зле философам: конкретный Черчилль раскурил трубку мира с конкретным Сталиным и не поперхнулся.

Джонсу нужна была боеспособная армия, оснащённая оружием массового истребления. А патриоты были готовы сдать город и арсеналы скорее Ким Ир Сену, чем ненавистной Организации.

Джонс превратил себя в единственную альтернативу дальнейшей интеграции Шанхая; последний рубеж борьбы антиглобалистов лёг ровно по корявой трещине его очков.

Как ловко он это провернул!

Играя примитивно, Джонс оказался гениально прост. Против Организации, львицы неокапитала, он вышел не с ружьём, а с кинжалом, зато ударил в единственное уязвимое место.

Организация поддерживала правительство. Но как только Джонс начал кампанию против передачи армии и снова стал народным героем, Организация всполошилась.

Можно было дожать парламент, но наши яйцеголовые решили, что мы приобретём армию, но потеряем Шанхай. Народ поддерживал Джонса – вечный оппозиционер, он всё время оказывался прав. Его считали идейным; люди таких любят, а я нет, потому что такие готовы мир спалить ради торжества своих идей.

Мирхофф отправил в Шанхай миссию под руководством Торре. Тот встретился и с премьер-министром, уже трижды пожалевшим о решении занять пост, и с самим Джонсом. В отличие от наших переговоров на Народной площади, Джонс теперь не играл в наивного революционера, а надел маску прагматика.

За закрытыми дверями он долго обрабатывал и Торре, и премьера, а затем огласил требования. Преподобный хотел, ни много ни мало, новую конституцию. И его аргументы сочли разумными.

Когда распалась Китайская Республика, центральные регионы превратились в постапокалипсис, а города-государства побережья – в полисы с ядерным оружием, живущие в постоянном страхе перед войной с Запада и финансовым кризисом с Востока. С тех пор форма госуправления Шанхая никак не поменялась. Институты, сформированные для функционирования в чрезвычайных условиях, не могли ужиться с регулярной сменой власти и постоянно ставили город на грань кризиса. Уровень жизни падал, цвела коррупция, инвесторы уходили, социальный сектор сжирал бюджет, а приток беженцев создавал криминогенную среду.

Правительство Худзё стало закономерным итогом разложения. Оппозиция же, кроме Джонса, вся была перекуплена городскими кланами и корпорациями, её приход к власти ничего бы не изменил.

Джонс предложил реформировать Шанхай: увеличить полномочия парламента, принять антикоррупционные законы, легализовать часть теневой экономики и снизить налоги. Он согласился войти в правительство, но придумал себе особый пост. «Национальный лидер».

Джонс говорил, что станет символом обновления. Не будет влезать в повседневные политические неурядицы, а возьмёт на себя консультативные и представительские функции. Этим его полномочия должны ограничиться (за исключением того, что парламент назначал «лидера» на целых десять лет).

Сам Джонс называл себя «духовным лидером». Он обещал «направлять» правительство и нацию, следить за моралью и беречь город от «врагов». Как он будет это делать, не имея ни исполнительной, ни законодательной власти, оставалось загадкой; Торре решил, что это болтовня, и согласился – в обмен на обещание присоединиться к Армии Земли в течение пяти лет.

Экономические трудности города Джонс взялся решить без помощи Всемирного банка, за счёт предоставления льгот нескольким поимённо названным ТНК. Он был готов передать им полную власть в городе в обмен на обещание заткнуть дыры в бюджете. По счастливому совпадению интересы именно этих компаний в Организации лоббировал Керро Торре.

Стоит ли говорить, что Организация едва минет ему не сделала?

К огорчению моих начальников, кто-то слил материалы переговоров в Сеть. Генассамблея вызвала генсека на ковёр и задала очевидный вопрос: не кажется ли господину Мирхоффу, что реформа в Шанхае является первым шагом к авторитаризму, а господин Джонс, обещая отдать армию и ядерное оружие через пять лет, попросту врёт? Делегат от Индии окрестил происходящее повторением Мюнхена-1938, а ведь до формулы «Юнайтед таймс» «выбрали позор, чтобы получить ещё и деньги» оставалось целых четыре года.

Оказавшись припёртым к стенке, Мирхофф воззвал к единственному гению своей команды. Им, как можно догадаться, был я. Как председатель комитета по религии, я написал пространное, но, в общем, довольно конкретное особое мнение: «…комитет считает, что не существует религиозной подоплёки в должности “национального лидера”; сейчас мы не видим угрозы свободе слова и демократии…» – и так далее.

Стоит ли говорить, что тон «особого мнения» мне продиктовал лично Мирхофф? Но на уточнении «сейчас» я всё же настоял.

Нутром я чуял: быть беде. С другой стороны, опасность исходила не от религии и теократию Джонс установить не пытался, так что де-юре я был честен.

Все понимали: Джонс – не агнец, а созревший автократ; негодяй и ублюдок, да, но миром в целом правят негодяи и ублюдки. Лжецы, обманщики, убийцы, извращенцы, воры, жулики, авантюристы, тайные фашисты и больные опасные сумасшедшие приходят к власти в какой-нибудь стране, городе, округе или деревне каждый день. Чтобы справиться с этой напастью, мы и создали Организацию, и она худо-бедно отсеивает наиболее отмороженных.

Джонс не был худшим. Так я считал тогда, так я считаю и сегодня, несмотря на миллионы погибших и разрушенные надежды миллиардов. Джонс не был худшим; да, он был чудовищем, согласен, от него несло серой, и мы поздно спохватились, но… судьба чудовищ тоже бывает трагична. Закончи преподобный свою жизнь в тюремной камере, на электрическом стуле, убей его свои же соплеменники, пристрели солдаты Армии Земли – я бы и слова не сказал в его защиту. Если бы те, кто сегодня зовёт его исчадием ада, были лучше, я бы и не подумал выступать его адвокатом.

Джонс был чудовищем, настоящим монстром, вот только худшим из монстров он никогда не был. Вот что самое горькое.

16. Смерть в середине Рамадана

Я знаю, что испытываю ваше терпение.

Вы хотите узнать про Шанхай, выслушать человека, который там был и всё видел. Я вас не подведу: я расскажу о смерти Джонса, трусости Мирхоффа и поступке генерала Уэллса. Но если вы хотите чего-то большего, чем мелодрама, то вам нужно узнать ещё три эпизода.

Вот первый – дайте титр! – «Исламское Государство». Гнойный волдырь на теле планеты и бельмо на глазу генсека, на самом деле оно доставляло куда меньше хлопот, чем принято считать.

Основанное террористами в начале XXI века, Исламское Государство некоторое время оставалось главным пугалом цивилизованного мира. Против него собирали коалиции, его бомбили, но каждый раз оно восставало и снова воссоздавало свою дикарскую орду. Но дух настоящего радикализма, то священное безумие, с которым основатели ИГ резали головы, собирали налоги золотом и строили всемирный халифат, давно