Шрифт:
Закладка:
– Все что угодно, – молитвенно сложил руки Вольник и улыбнулся спасительнице.
Она отошла позвонить. Оставила на снегу глубокие отпечатки, быстро заполнившиеся снегом. Красный ее беретик и кисти шарфа мелькали в снежном густорядье, словно путеводные маячки. Иногда до Вольника доносился начальственный басок.
– Садись ко мне, горе ты луковое, – сурово приказала Роза, вернувшись за руль. – Трактор приедет не скоро, заняты они – дороги все замело.
Вольник послушно уселся рядом с ней, и они покатили обратно – к Розиному двухэтажному дому, тихому, молчаливому и пустому. Позвенев ключами, Роза отперла дверь и зажгла свет на первом этаже – лампы рассеяли полумрак и осветили небольшой диванчик, застеленный старым пледом, советский журнальный столик на колесиках, с электрическим чайником на нем и старую пластиковую елку с красной звездой на макушке.
Остальные комнаты, как успел заметить Вольник, были пусты. Валялся только обычный строительный мусор.
– Это твои хоромы?
– Мои.
Пока она грела воду и распаковывала печенье, он подошел к елке и присел на краешек дивана. Серебристый космонавт, на шлеме красная надпись «СССР». Стеклянные шишки, желтые, голубые и розовые. Шары со снежинками, совы на прищепках, пристегнутых к веткам… Ностальгия. Прямо как дома.
– Чай бери.
Леша взял кружку в руки, глотнул горячего и понял, что вымерз насквозь, до сердцевины, а начиная оттаивать, начинает словно пьянеть.
– У нас дома тоже были такие игрушки, – сказал он.
– Это еще не все, – ответила Роза, хрустя печеньем, – у меня их целый чемодан, хватит на три елки.
– Скоро Новый год, – вдруг осознал Вольник.
– Да, – с грустью отозвалась Роза.
Оба они подумали об одном и том же: самый семейный праздник в году будет проведен в одиночестве.
– Спасибо, – после недолгого молчания сказал Леша.
– Пока не за что, и все за твой счет, так что и незачем. Как твой лесоповальный партнер? Переживет такую задержку?
– Легко. Как любая фантазия, он удивительно неприхотлив.
Роза фыркнула.
– Я так и знала, что ты врешь как дышишь.
– Ну почему, – обиделся Вольник, – иногда я говорю правду.
– Это когда?
– Ну… тебе я еще не успел ее сказать, но могу попробовать.
– Ну рискни, – сказала Роза и устроилась поудобнее – слушать.
– Выходи за меня замуж.
– Что-о-о-о?
– Замуж, – терпеливо повторил Вольник, – с платьем, с лимузином, с подружкой невесты. Можем поехать в свадебное путешествие. Я буду носить тебя на руках, превозносить, обожать, ценить, любить, нежить, ласкать, слушать. Еще я ремонт делать умею. И блины пеку.
Роза прищурилась, сложила руки перед собой, как всегда делала в директорском кресле, выслушивая деловое предложение.
– Цена вопроса, кот Матроскин?
– Минимальная. Знаешь, как в сказке – я хочу жить-поживать и добра наживать. Устал мотаться.
– Работать будешь?
– Могу.
– Справки о здоровье имеются?
– Вредная ты.
– Не переживай, я тебе тоже предоставлю.
– Тогда согласен. Я и на детей согласен, если тебе захочется. Скажи мне «да».
– Я посоветуюсь со своим юристом, – ответила Роза.
И в тишине они допили чай, возле новогодней елки с космонавтом в шлеме СССР, а за окном мело так, словно Снежная Королева неслась над недостроенным поселком на лошадях с белыми гривами…
2
Это было свидание мечты! Любава, попрощавшись с Виктором у ворот своего дома, влетела во двор, словно диснеевская Белоснежка – в лес к гномам. С песней, кружением по снегу, с сердцем, полным предчувствий, которые так сладко теснили друг друга: а вдруг? А если? А почему бы нет? И разве она недостойна?
И он такой спокойный, такой уверенный, хороший! Разве он не примет ее? Разве вся она – не стоит своей ничтожной потери? Разве грудь – это вся любовь?
Пританцовывая, Любава взлетела по скрипящим ступеням и вдруг поняла, что в доме кто-то есть. Дверь открыта – она осторожно подергала кольцо. Свет в окнах горит и пробивается внизу узкой полоской. Любава поняла, что забыла запереть дом. Раньше с бабушкой они этим особо не заморачивались. Привычка…
Любава заметалась по крыльцу. Что такое? Гости? Почему тогда не предупредили? Или – воры? Но зачем тогда включили свет и что там можно искать ценного?
На цыпочках она побежала по сугробам в сарай, где в теплом полумраке в роскошных соломенных гнездах грелись кролики. Там она нашла в уголке старую тяже-ленную кочергу и, вооружившись ею, отправилась назад, утопая под ее весом по колено.
С кочергой наперевес она подкралась к двери, замирая от ужаса, и вдруг учуяла лучший запах в мире – аромат только что выпеченных оладушек, горячих, в меду!
Запах шел из-за двери.
Это был запах детства, бабушки, родного дома!
Ничего не боясь, Любава толкнула дверь и вошла сначала в сени, где увидела на крючке чье-то серое осеннее пальтишко, а потом в кухню.
Там, у плиты, колдовала маленькая старушка в клетчатом передничке, старом и штопаном, еще бабушкином. Старушка была точь-в-точь ведьма – волосы у нее были всклокочены и торчали во все стороны, морщинистые, в сеточку, руки, от плеча до локтя почерневшие от сплошного синяка, юбка по подолу оборвана, мокрая. Но несмотря на это у плиты старушка действовала юрко: шлеп-шлеп – и на тарелку сыпались один за другим пышные оладьи, плюх-плюх – и ложкой старушка ловко разливала лужицы по раскаленной сковороде.
Любава поставила кочергу в угол. Старушка обернулась. У нее было изможденное, маленькое личико и очень живые добрые глазки.
– Нинка! – сказала она враспев. – Пришла! А у меня еще стол-то не накрыт.
– Ничего, – сказала Любава, еле сдерживая кипящие у глаз слезы, – давай я тебе помогу, вместе стол накроем.
– Да ты устала поди, – возразила старушка и снова шлеп-шлеп, плюх-плюх.
– Иди, иди, – настаивала Любава, обнимая старушку за плечи (какие птичьи косточки!) и мягко уводя ее от плиты, – пойдем, присядешь… Тебе самой отдохнуть надо.
Старушка не особо сопротивлялась.
– Ой, надо-надо, – вздыхала она, – я, Нина, с детства надорванная. Ходила полоскать белье на речку и надорвалась…
Любава усадила ее в кресло, удержала, когда та встрепенулась было «чаю налить».
– Все сама налью. И оладьи принесу. Ты сиди.
На кухне Любава с удивлением оглядела горку оладий – надо же, в бабуле прыти! Нашла продукты, замесила тесто, напекла на десятерых!
Она набрала номер Гали, и та откликнулась сразу и охотно.
– Галя, послушай, ты в последнее время какую-то бабушку разыскивала, верно?
– Да, – насторожилась Галя, – Прасковью Ильиничну. А что? Плохие новости?
– А что за бабуля-то?
– Маленькая, безумненькая.
– По-моему, она у меня сидит, – поделилась Любава шепотом.
– Это как – у тебя? – удивилась Галя. – Откуда?
– Кто ж ее знает? Сама говоришь – безумненькая, как понять, откуда