– Все что угодно, – молитвенно сложил руки Вольник и улыбнулся спасительнице.

Она отошла позвонить. Оставила на снегу глубокие отпечатки, быстро заполнившиеся снегом. Красный ее беретик и кисти шарфа мелькали в снежном густорядье, словно путеводные маячки. Иногда до Вольника доносился начальственный басок.

– Садись ко мне, горе ты луковое, – сурово приказала Роза, вернувшись за руль. – Трактор приедет не скоро, заняты они – дороги все замело.

Вольник послушно уселся рядом с ней, и они покатили обратно – к Розиному двухэтажному дому, тихому, молчаливому и пустому. Позвенев ключами, Роза отперла дверь и зажгла свет на первом этаже – лампы рассеяли полумрак и осветили небольшой диванчик, застеленный старым пледом, советский журнальный столик на колесиках, с электрическим чайником на нем и старую пластиковую елку с красной звездой на макушке.

Остальные комнаты, как успел заметить Вольник, были пусты. Валялся только обычный строительный мусор.

– Это твои хоромы?

– Мои.

Пока она грела воду и распаковывала печенье, он подошел к елке и присел на краешек дивана. Серебристый космонавт, на шлеме красная надпись «СССР». Стеклянные шишки, желтые, голубые и розовые. Шары со снежинками, совы на прищепках, пристегнутых к веткам… Ностальгия. Прямо как дома.

– Чай бери.

Леша взял кружку в руки, глотнул горячего и понял, что вымерз насквозь, до сердцевины, а начиная оттаивать, начинает словно пьянеть.

– У нас дома тоже были такие игрушки, – сказал он.

– Это еще не все, – ответила Роза, хрустя печеньем, – у меня их целый чемодан, хватит на три елки.

– Скоро Новый год, – вдруг осознал Вольник.

– Да, – с грустью отозвалась Роза.

Оба они подумали об одном и том же: самый семейный праздник в году будет проведен в одиночестве.

– Спасибо, – после недолгого молчания сказал Леша.

– Пока не за что, и все за твой счет, так что и незачем. Как твой лесоповальный партнер? Переживет такую задержку?

– Легко. Как любая фантазия, он удивительно неприхотлив.

Роза фыркнула.

– Я так и знала, что ты врешь как дышишь.

– Ну почему, – обиделся Вольник, – иногда я говорю правду.

– Это когда?

– Ну… тебе я еще не успел ее сказать, но могу попробовать.

– Ну рискни, – сказала Роза и устроилась поудобнее – слушать.

– Выходи за меня замуж.

– Что-о-о-о?

– Замуж, – терпеливо повторил Вольник, – с платьем, с лимузином, с подружкой невесты. Можем поехать в свадебное путешествие. Я буду носить тебя на руках, превозносить, обожать, ценить, любить, нежить, ласкать, слушать. Еще я ремонт делать умею. И блины пеку.

Роза прищурилась, сложила руки перед собой, как всегда делала в директорском кресле, выслушивая деловое предложение.

– Цена вопроса, кот Матроскин?

– Минимальная. Знаешь, как в сказке – я хочу жить-поживать и добра наживать. Устал мотаться.

– Работать будешь?

– Могу.

– Справки о здоровье имеются?

– Вредная ты.

– Не переживай, я тебе тоже предоставлю.

– Тогда согласен. Я и на детей согласен, если тебе захочется. Скажи мне «да».

– Я посоветуюсь со своим юристом, – ответила Роза.

И в тишине они допили чай, возле новогодней елки с космонавтом в шлеме СССР, а за окном мело так, словно Снежная Королева неслась над недостроенным поселком на лошадях с белыми гривами…

2

Это было свидание мечты! Любава, попрощавшись с Виктором у ворот своего дома, влетела во двор, словно диснеевская Белоснежка – в лес к гномам. С песней, кружением по снегу, с сердцем, полным предчувствий, которые так сладко теснили друг друга: а вдруг? А если? А почему бы нет? И разве она недостойна?

И он такой спокойный, такой уверенный, хороший! Разве он не примет ее? Разве вся она – не стоит своей ничтожной потери? Разве грудь – это вся любовь?

Пританцовывая, Любава взлетела по скрипящим ступеням и вдруг поняла, что в доме кто-то есть. Дверь открыта – она осторожно подергала кольцо. Свет в окнах горит и пробивается внизу узкой полоской. Любава поняла, что забыла запереть дом. Раньше с бабушкой они этим особо не заморачивались. Привычка…

Любава заметалась по крыльцу. Что такое? Гости? Почему тогда не предупредили? Или – воры? Но зачем тогда включили свет и что там можно искать ценного?

На цыпочках она побежала по сугробам в сарай, где в теплом полумраке в роскошных соломенных гнездах грелись кролики. Там она нашла в уголке старую тяже-ленную кочергу и, вооружившись ею, отправилась назад, утопая под ее весом по колено.

С кочергой наперевес она подкралась к двери, замирая от ужаса, и вдруг учуяла лучший запах в мире – аромат только что выпеченных оладушек, горячих, в меду!

Запах шел из-за двери.

Это был запах детства, бабушки, родного дома!

Ничего не боясь, Любава толкнула дверь и вошла сначала в сени, где увидела на крючке чье-то серое осеннее пальтишко, а потом в кухню.

Там, у плиты, колдовала маленькая старушка в клетчатом передничке, старом и штопаном, еще бабушкином. Старушка была точь-в-точь ведьма – волосы у нее были всклокочены и торчали во все стороны, морщинистые, в сеточку, руки, от плеча до локтя почерневшие от сплошного синяка, юбка по подолу оборвана, мокрая. Но несмотря на это у плиты старушка действовала юрко: шлеп-шлеп – и на тарелку сыпались один за другим пышные оладьи, плюх-плюх – и ложкой старушка ловко разливала лужицы по раскаленной сковороде.

Любава поставила кочергу в угол. Старушка обернулась. У нее было изможденное, маленькое личико и очень живые добрые глазки.

– Нинка! – сказала она враспев. – Пришла! А у меня еще стол-то не накрыт.

– Ничего, – сказала Любава, еле сдерживая кипящие у глаз слезы, – давай я тебе помогу, вместе стол накроем.

– Да ты устала поди, – возразила старушка и снова шлеп-шлеп, плюх-плюх.

– Иди, иди, – настаивала Любава, обнимая старушку за плечи (какие птичьи косточки!) и мягко уводя ее от плиты, – пойдем, присядешь… Тебе самой отдохнуть надо.

Старушка не особо сопротивлялась.

– Ой, надо-надо, – вздыхала она, – я, Нина, с детства надорванная. Ходила полоскать белье на речку и надорвалась…

Любава усадила ее в кресло, удержала, когда та встрепенулась было «чаю налить».

– Все сама налью. И оладьи принесу. Ты сиди.

На кухне Любава с удивлением оглядела горку оладий – надо же, в бабуле прыти! Нашла продукты, замесила тесто, напекла на десятерых!

Она набрала номер Гали, и та откликнулась сразу и охотно.

– Галя, послушай, ты в последнее время какую-то бабушку разыскивала, верно?

– Да, – насторожилась Галя, – Прасковью Ильиничну. А что? Плохие новости?

– А что за бабуля-то?

– Маленькая, безумненькая.

– По-моему, она у меня сидит, – поделилась Любава шепотом.

– Это как – у тебя? – удивилась Галя. – Откуда?

– Кто ж ее знает? Сама говоришь – безумненькая, как понять, откуда