волею обстоятельства очутился вдали от дома. Он нуждается в заботе и даже любви. Искренне надеюсь, что получит от нас и то, и другое. Знаете такое выражение «дети не виноваты»? Этот маленький плазмоид или «призрак», уж не знаю, как вы его, журналисты, назовёте, не виноват в том, что произошло. Более того, он сам и наше отношениек нему — залог установления нормальных отношений с его родителями и всей расой плазмоидов.

Итак, встреча.

В космопорт Новой Ксамы, пришли сотни и сотни людей.

Нас — Валерия Быковского, Юджина Сернана, меня и всех членов экспедиции на «Горном эхе» — буквально засыпали цветами, и мы пожали столько рук и получили столько поцелуев от красивых девушек, что пальцы онемели, губы распухли, а щёки горели огнём.

— Как хорошо, что здесь нет моей жены, — сказал Юджин Сернан, когда мы разместились в салоне гравилёта, который должен был доставить нас в нашу резиденцию. — Сцена ревности, достойная пера Шекспира, была бы обеспечена.

— Нет, — сказал Быковский. — Моя Валентина не такая.

— Ой-ой, — сказал Сернан.

— Вот тебе и «ой-ой». Пусть целуют, дурочки, сказала бы. Мне всё равно больше достанется.

Юджин захохотал.

— Куда мы? — спросил я нашего сопровождающего, когда гравилёт взмыл над городом.

— За город, — ответил он. — Санаторий «Южные сады».

— Ого, — сказал я. — Шикарно.

— Дорогим гостям — самое дорогое, — белозубо улыбнулся сопровождающий.

Санаторий «Южные сады» считался одним из лучших в окрестностях Новой Ксамы, которая и сама по себе выглядела словно гигантский санаторий, тонущий в зелени садов и парков. Раскинувшийся километрах в двадцати от столицы на левом берегу реки Сура, санаторий, славился своими целебными источниками, песчаными пляжами с чистейшей речной водой и шикарными видами на лесистый правый берег; идеальным робо-обслуживанием, тишиной и покоем, которые невозможно найти ни в одном городе и, разумеется, богатейшими фруктовыми садами.

Санаторий был закрытый. В том смысле, что предназначенный не для всех, как абсолютное большинство подобных заведений на Гараде, а только для лучших из лучших.

Похожая система была и в Советском Союзе, где путёвками в лучшие санатории страны награждались герои и ветераны войны и труда, всей своей жизнью доказавшие, что заслуживают этого.

— То есть, сюда могу попасть только те, кто лучше всех работает и вообще служит обществу? — уточнил Сернан, когда гравилёт доставил нас по месту назначения, и мы выбрались из салона на ровный пластмонолит посадочной площадки.

В северном полушарии Гарада царила весна, и запахи цветущих садов, накатывали на нас ошеломляющими волнами. Вдохнул — и забыл обо всех тревогах. Лучшее лекарство.

— Да, — сказал я.

— Ты уже бывал здесь?

— Нет, впервые.

— А просто за деньги можно попасть?

— Нет. Только за заслуги перед народом Гарада.

— Интересно, кто и как эти заслуги учитывает? Деньги — лучший эквивалент труда, согласись. Кто лучше всех работает, тот большевсех и зарабатывает, а значит, он вообще лучше всех.

— Деньги, в целом, неплохой эквивалент, но не идеальный, — не согласился я. — Будь так, ваша протестантская этика, которой ты, как настоящий американец руководствуешься в своих рассуждениях, безраздельно захватила бы весь мир. К счастью, счастье не в деньгах, — я усмехнулся. — Надо же, каламбурами уже заговорил.

Мы шагали по широкой дорожке, выложенной разноцветной пластмонолитовой плиткой, к ожидающему нас дому. Пели птицы. Оба солнца Гарада — Крайто и Гройто — заливали всё вокруг весёлыми тёплыми лучами. Робот-тележка с нашими немногочисленными вещами (по дорожной сумке на брата) деликатно катил за нами.

Впереди, показывая дорогу, шёл сопровождающий.

Рядом плыл Малыш.

Хорошо!

— Искусственный интеллект, — продолжил я. — Он же ИИ, он же искин. Его не обманешь и не подмажешь. Он чётко и честно учтёт заслуги каждого, основанные на массе факторов и выдаст вердикт. Достоин. Или не достоин, поработай ещё.

— То есть, искусственный интеллект решает, кто поедет в этот санаторий, а кто в другой, попроще?

— Да. И не только это. Искины решают массу похожих вопросов. Там, где есть возможность кумовства, как говорят в Советском Союзе, блата, взятки, всегда есть искин, который контролирует процесс.

— Кошмар, — Сернан передёрнул плечами. — Это же получается, что вы добровольно подчиняетесь роботам! Сбылись худшие прогнозы наших фантастов.

— Посмотри на робота-тележку, который везёт наши вещи, — сказал я. — Мы ему подчиняемся или он нам?

— Это другое!

— Это то же самое. Искины служат людям. Это их основная задача — служение. Защита, служение и забота о себе, как мы все помним из трёх законов роботехники. Не допустить коррупции и несправедливости точно такое же служение, как и довезти вещи до дома, убрать в квартире, приготовить ужин, показать кино или почитать книгу на ночь.

— Хм, — хмыкнул Сернан и задумался.

— Вот именно, — сказал я.

— Мне другое интересно, — сказал Быковский. — Как, говоришь, река называется?

— Сура.

— У нас тоже есть река Сура, приток Волги.

— Слышал, — сказал я. — Совпадение. И не единственное, как ты уже мог заметить. Ксама, если уж на то пошло, весьма созвучно Москве.

— Действительно, — засмеялся Быковский. — Осталось построить Новую Москву.

— Почему нет? — не остался в стороне Сернан. — Новый Йорк уже есть, и вы все его знаете.

— Не хотелось бы, — сказал я.

— Почему? — спросил Быковский. — Будет Москва, а где-нибудь совсем рядом — Новая Москва. Скажем, на юго-западе.

— Не люблю мегаполисы, — сказал я. — Сколько сейчас в Москве народу проживает? Семь с половиной миллионов, кажется?

— Что-то вроде этого, — подтвердил Быковский.

— В Нью-Йорке примерно столько же, — сообщил Сернан.

— Ну вот. А с Новой Москвой будет не меньше пятнадцати. То же самое и в Нью-Йорке, если градостроительную политику не поменять. Оно нам надо?

— Ужас, — сказал Сернан. — Муравейник. Не хочу.

— И я не хочу, — сказал Быковский. — И семь с половиной миллионов это много. А уж пятнадцать…

Нас ждали.

В обширной гостиной на первом этаже с высокими окнами, идущими от пола (на Земле их называют «французскими») и самым настоящим камином, в котором потрескивали самые настоящие дрова, был накрыт стол.

Возле стола в качестве молчаливого аргумента к нашему с Сернаном разговору застыл робот-слуга с картинно перекинутой через манипулятор белоснежной салфеткой (ему бы