Шрифт:
Закладка:
Я смотрел на своих коллег, товарищей и друзей и думал о том, как трудно будет на Земле, когда мы вернёмся.
Не одни, с миссией гарадцев.
Людей, которые шагнули далеко вперёд по сравнению с землянами. Во всех смыслах. И не только в научно-технических достижениях. Шагнули в главном — в отношении к себе и другим. Именно в такой последовательности. Потому что всё начинается с отношения к себе. К своей душе, своему разуму, своему телу. «Стяжи дух мирен, и тогда тысяча душ спасется около тебя», — говорил русский святой Серафим Саровский. Сейчас о нём в Советском Союзе мало кто помнит, но времена меняются. Святой говорил о спасении души человеческой, но принцип всегда один и тот же: начинай с себя.
Это самое трудное.
Потому что лень, утром на работу, после работы друзья зовут пиво пить, вечером по телевизору любимая передача «А ну-ка, девушки». Не говоря уже о том, что сын опять двойку по арифметике принёс, и в квартире давно пора ремонт сделать, — обои совсем выцвели и кран в ванной течёт, зараза, постоянно.
И как тут собой заниматься?
Вот такие мысли у абсолютного большинства.
В Советском Союзе всё-таки ситуация получше, там людям с детства хоть как-то пытаются привить мысль о том, что коммунизм невозможен без нового человека, — красивого и здорового, для которого творческий труд на первом месте. А большинству землян ни коммунизм не нужен, ни новый человек. Более того, при слове «коммунизм» некоторые непроизвольно косятся на сейф, где у них лежит кольт сорок пятого калибра. При этом красивым и здоровым быть никто не откажется.
Но дело даже не в этом. Косность человеческая — вот главное препятствие. Зачем что-то менять, если так всё нормально? Запоминать двадцать страниц текста? Видеть в темноте? Затягивать раны? Есть справочники и ЭВМ, приборы ночного видения, бинты и лекарственные мази. Даже у нас, землян, они есть, а у вас, гарадцев, на порядок лучше. Вот и дайте нам всё это в рамках развития добрососедских и братских отношений. А мы вам за это спасибо скажем. Да, и таблетку дайте, вот эту, которая продолжительность жизни увеличивает в два раза, и заодно вот эту, для памяти, а то справочники справочниками, но мало ли что.
И так далее, в том же духе.
Вот она, правда. Горькая, как гамма-радиофаг [2].
Так что сказать, что будет трудно — это ничего не сказать.
Будет чертовски трудно. Почти невозможно. Но сделать эту работу необходимо. Потому что речь идёт о счастье человеческом. А что может быть важнее счастья? Разве что сама жизнь, которая уже и так имеется.
Сернан с Быковским переглянулись.
— Мы подумаем, — сказал Валерий Фёдорович.
— Продумайте. Теперь обо мне. Ты, командир, спросил, что я не весел. На самом деле вполне весел. Внутри себя. Однако несколько выбит из колеи, это верно. Пытаюсь разобраться сам в себе. Получается не очень. Отсюда и соответствующее выражение лица.
— Всё-таки не устаю поражаться вам, русским, — сказал Сернан. — Хлебом вас не корми, дай в себе покопаться. Со вкусом. Каждый второй — Достоевский.
— Да ладно, второй, — возразил Быковский с самым серьёзным видом. — От силы четвёртый.
Я засмеялся.
— Да хоть бы и четвёртый, — сказал Юджин и жестом подозвал робота-стюарда. Как и на «Горном эхе», он управлялся ИИ планетолёта и обслуживал экипаж и пассажиров. — Ещё драво, пожалуйста.
— Сей момент, сударь, — сказал робот по-русски и удалился.
— Чего это он? — удивился Сернан.
— Русских писателей начитался, — предположил я. — Теперь берёт пример с дореволюционных половых. Как он себе их представляет.
— Достоевского, — сказал Сернан.
— В том числе.
— Быстро они учатся, — сказал Быковский. — Просто фантастически быстро. Эти роботы, я имею в виду, искусственные интеллекты. Выучить незнакомый язык — дело секунд. Да как выучить! В совершенстве, можно сказать. Но мы опять отвлеклись. Что я хотел сказать, насчёт копания в себе. Думаю, что ты, Серёжа, уже больше землянин, чем гарадец. Вот и выбиваешься из колеи невольно. Когда это поймёшь и перестанешь по данному поводу беспокоиться, всё встанет на свои места.
— Наверное, ты прав, командир, — сказал я. — Ладно, пора заканчивать завтрак и готовиться к посадке.
— Что там готовиться, — сказал Сернан. — Орбита, невесомость, всем пристегнуться, спуск, небольшая перегрузка, есть касание. Рутина.
— Ваш драво, сэр! — на безупречном английском произнёс робот-стюард, подойдя к нашему столику и ставя перед Юджином чашку с горячим драво.
— Спасибо, Бэрримор, — величественно ответил Сернан на родном американском английском. — Можешь быть свободен. Не забудь почистить и уложить в чемодан мой фрак и галстук-бабочку. Насколько я понимаю, на Гараде нас ждёт не одна торжественная встреча.
— Шутка, — сказал робот-стюард. — Понимаю. Счастливой посадки всем.
И с прямой спиной удалился.
— А юмор? — спросил Быковский. — У них есть чувство юмора! Я ещё у ДЖЕДО заметил.
— Искины имеют дело с людьми, — сказал я. — А людям свойственно чувство юмора. И не только оно.
— Искины? — переспросил Сернан.
— Искусственный интеллект, сокращение. По-английски artificial intelligence или «эй-ай».
— Сам придумал?
— Тут и придумывать нечего, в гарадском такое же сокращение, тупо перенёс на русский и английский.
— Пусть будет искин, — сказал Быковский. — Хотя мне кажется, что это термин я где-то уже встречал. В какой-то фантастике.
— Очень может быть, — сказал я. — Идеи, как известно, носятся в воздухе.
— Хочешь сказать, искины перенимают чувства от нас?
— Или умело их имитируют, — сказал я. — На сей счёт между специалистами, которые занимаются ИИ, нет общего мнения.
— То есть, вы не знаете, есть ли у них чувства, но продолжаете иметь с ними дело? — изумился Быковский.
— Иногда, мне кажется, что даже у моей «шеви» [2] есть чувства, — сообщил Сернан. — Особенно, когда она не заводится. А иногда — нет. Но эти сомнения не мешают мне иметь с ней дело.
«Звезда Цейсана» летела над Гарадом по геоцентрической орбите.
По гарадоцентрической, поправил я себя, глядя вниз на планету из обзорного отсека.
Мощный циклон закручивал