Шрифт:
Закладка:
Действительно, с момента прибытия в Сеул первого православного миссионера иеродиакона Николая (Алексеева) в январе 1899 г. налицо было полное невнимание к нуждам новоучрежденной миссии со стороны как непосредственных ее организаторов, так и Св. Синода. В связи с переориентацией дальневосточной политики Российской империи, деятельность Корейской духовной миссии стала неинтересной ее учредителям, которые предоставили ей возможность развиваться собственными силами. Это негативным образом отразилось, прежде всего, на финансировании Миссии, которая в сравнении с финансовым обеспечением Китайской и Японской духовных миссий имела наиболее малочисленный штат и наименьшие результаты деятельности соответственно (См. Табл. 1).
Положение Миссии еще более усугубилось с началом русскояпонской войны 1904–1905 гг., поскольку с высадкой японских войск на территории Кореи ее члены более чем на два года покинули страну, вернувшись в новом составе лишь в августе 1906 г. Прибывшему в Сеул новому начальнику Миссии пришлось все начинать с нуля, поскольку дом и участок Духовной миссии были разграблены, а отправленное на сохранение имущество за три года пришло в негодность [3, л. 18–18 об.].
Таблица 1. Статистические сведения о деятельности Корейской духовной миссии[188]
Особенно негативно на положении Миссии в послевоенный период сказалось ослабление престижа России после ее поражения в войне с Японией, а также подозрительное отношение японской администрации в Корее к деятельности русских православных миссионеров. «С одной стороны, ей предстоят японцы, фактические и бесцеремонные хозяева страны, – наши недавние политические недруги, народ весьма подозрительный и вообще скудный на симпатии. С другой стороны – корейцы – 12-миллионная масса, разочаровавшаяся в могуществе и значении России, и теперь относящаяся к нам нередко с явной, несдерживаемой насмешкой», – характеризовал положение Миссии ее начальник архимандрит Павел (Ивановский) в отчете за 1906 г. [9, л. 2].
Даже при таких весьма невыгодных условиях проповеди, архимандрит Павел (Ивановский) пытался поставить миссионерское дело на твердую почву. Им было возобновлено прошение в Св. Синод об устройстве в Сеуле православного храма, о чем Синод высказался благосклонно еще в 1903 г., обещая предоставить средства на его постройку. Тем не менее, несмотря на поддержку российских посланников в Корее по этому вопросу, которые отмечали, что «низенькая, убогая классная комната, в которой ютится ныне Православная Церковь в Сеуле, не может никого прельстить, и корейцы тщательно ее обходят и толпами устремляются или в роскошный католический собор, или в просторные протестантские церкви». И даже, несмотря на попытку архимандрита Павла построить в Сеуле церковь-усыпальницу, где были бы захоронены останки всех русских воинов, погребенных в Корее, вопрос о постройке храма был неактуален ни для Синода, ни для МИД, ни для инициаторов учреждения Корейской духовной миссии из Министерства финансов.
Министерство финансов заявило, что постройка храма едва ли может считаться неотлагательной в виду изменившейся расстановки сил на Дальнем Востоке, и указало лишь на недостаточность средств на церковно-строительные нужды внутри Российской империи [См. подр.: 2]. Иными словами, Корея не была больше сферой российских интересов, вследствие чего российские чиновники и дипломаты не были заинтересованы в финансировании миссионерской деятельности в стране, где доминировали японцы. Это неблагоприятным образом отразилось на положении русских православных миссионеров, ограниченных материально и предоставленных самим себе в деле проповеди.
Вплоть до 1917 г. включительно Корейская духовная миссия получала из Хозяйственного управления Св. Синода немногим более 10 000 руб. в год. Изредка тому или иному начальнику Миссии удавалось получить дополнительное единоразовое вспомоществование от Св. Синода в размере 1 500 – 2 500 руб. [См., наир.: 7. – 1915. – № 5–6. – с. 266]. Такое низкое финансирование православной миссии в Корее стало свидетельством полной утраты интереса к ней среди государственных чиновников.
О тяжелом материальном положении Миссии регулярно доносили российские дипломатические представители в Корее, отмечая, что средств миссии едва хватало на поддержание ее положения. Высказывались даже предложения либо о ее закрытии, либо о сокращении штата для увеличения сил Владивостокской миссии или подчинении архиепископу Японскому [2, л. 54–59, 62–63]. Тем не менее, Миссия продолжала существовать, ведя минимальную миссионерскую деятельность.
Начальниками РДМ в Корее архимандритами Хрисанфом (Щетковским) (1900–1904) и Павлом (Ивановским) (1906–1912) неоднократно предлагались проекты по реорганизации Миссии, увеличению ее личного состава и материального обеспечения [1, л. 170–171; 7], тем не менее, все они так и остались на бумаге. Архимандрит Павел (Ивановский) в своих письмах в Россию отмечал, что нередко сами корейцы называли православную миссию «нищенской». «…Мы не стыдимся бедности, зная, что она не порок, – писал он в одном из своих писем. – Но когда эту бедность выставляют вне дома, как показательницу православия, на позорище пред лицом иностранцев и иноверцев…то тогда она обращается уже в своего рода преступление…». «Ведь в гости принято всюду ходить в приличном платье, а нас десять лет принуждают работать в гостях – за границей в рубище и говорить: смотрите, вот это православие, а мы представители его», – жаловался на положение сеульских миссионеров он [6].
Таблица 2. Приходно-расходный отчет РДМ в Корее за 1915 г.
Имеющийся у нас приходно-расходный отчет РДМ в Корее за 1915 г. наглядно демонстрирует как материальное обеспечение православных миссионеров, служивших Корее, так и весь спектр проводимых ими миссионерских мероприятий. Основные средства, как видно из Таблицы 2, затрачивались на «расходы по дому» и жалованье миссионерам. Наличие в 1915 г. остатка в бюджете Корейской духовной миссии, свидетельствует, на наш взгляд, о низкой активности православных миссионеров в Корее, свыкшихся к этому времени со своим скромным положением и занимавшихся лишь поддержанием уже существующих результатов.
Таким образом, деятельность православных миссионеров в Корее так и осталась лишь попыткой проведения российского «культурного влияния», поскольку осуществлению более масштабных «культурных» целей, которые были бы сопоставимы с результатами миссионерской работы иностранных миссионеров, препятствовал целый ряд причин. По нашему мнению, главными факторами низкой результативности Корейской духовной миссии, наряду с изменением в начале XX в. внешнеполитической стратегии Российской империи, были пассивная миссионерская традиция РПЦ, огосударствление Церкви в Российском государстве, а также отсутствие эффективной практики использования «культурного влияния» в российском имперском дискурсе в целом. Российское правительство желало бы значительных успехов православных миссионеров в Корее, однако не было готово их финансировать. Св. Синод, в свою очередь, лишь частично финансировал Российские духовные миссии за границей, ползшая средства на их содержание из сумм Государственного казначейства. Зависимость высшего органа управления РПЦ от государства в этот период затрудняла как финансирование духовных миссий, так и решение наиболее
