девиц. Нагнувшись над унитазом, я стягиваю с себя брюки. Опираясь руками о стену, я чувствую, как он входит в меня. Наш секс недолгий и грубый. Ухватив меня за волосы, он долбит меня с такой силой, что мне с трудом удаётся устоять на ногах и не удариться головой о стену. Из моей груди вырывается громкий стон, но музыка заглушает все остальные звуки. Потом я выталкиваю парня из кабинки и опускаюсь на унитаз. Пальцы у меня подрагивают, а пол теперь просто ходит ходуном.

Выйдя из кабинки, я вижу девиц, которые выстроились перед зеркалами и красят себе губы. Девицы тощие, с крошечной грудью, но зато с огромным количеством косметики на лице и в таких коротких юбках, что можно запросто рассмотреть их трусики. Одна из них одаривает меня настолько презрительным взглядом, будто я нанесла ей какое-то личное оскорбление. Но это невозможно, поскольку я вижу её впервые в жизни. Вероятно, она слышала мои стоны в кабинке. Я улыбаюсь ей, но она отводит глаза и выходит из туалета.

При виде собственного отражения в зеркале я будто получаю удар током и не могу сдержать смеха, потому что так нелепо осознавать, что это я и есть. Мы отправились веселиться сразу после работы, поэтому у меня не было времени зайти домой и переодеться. На мне полупрозрачная чёрная блузка, распущенные волосы спускаются на спину, поскольку в парикмахерской я уже давно не была. В результате туалетного приключения волосы взъерошились на затылке, глаза покраснели и увлажнились, а щёки покрылись алыми пятнами. Подавив смех, я пытаюсь расчесать волосы пальцами, хотя на самом деле мне абсолютно всё равно. Такое впечатление, что я в маскировке, – будто я оказалась в чьём-то чужом теле и теперь могу делать что мне заблагорассудится без риска быть узнанной.

Я поднимаюсь по лестнице, а мне навстречу спускается группа людей, ни один из которых не задерживает на мне взгляда. Раньше на мне всегда задерживали взгляд. Помню те времена, когда стоило мне куда-то войти, как присутствующие поднимали глаза и даже слегка оборачивались, чтобы рассмотреть меня. Покупать выпивку самой себе мне ни разу не приходилось – алкоголь мне подносили по щелчку, и на танцполе я никогда не испытывала недостатка в компании. Всегда находился кто-то, кого я могла притянуть к себе или, наоборот, оттолкнуть.

По-прежнему в плену воспоминаний, я оказываюсь на верхней ступеньке и уже предвосхищаю свой следующий коктейль. Вдруг меня кто-то толкает – да так сильно, что я теряю равновесие и кубарем скатываюсь вниз по крутой лестнице. Голова моя ударяется о стену, я приземляюсь на плечо, испытывая пронзающую боль и чувствуя во рту вкус крови.

Вокруг меня собираются люди. Кто-то пытается привести моё тело в сидячее положение, а кто-то ещё прижимает полотенце к ране у меня на голове. Сердце бешено колотится – не оттого, что я упала, и не оттого, что у меня идёт кровь, а оттого, что меня столкнули. Я явно почувствовала, как чьи-то руки резко и решительно толкнули меня в спину. Неожиданно появляется моя коллега – именинница, чей день рождения мы, собственно, и отмечаем.

– Что случилось? – спрашивает она, склоняясь надо мной.

– Меня… меня кто-то столкнул, – заплетающимся языком отвечаю я.

– Что? Тебя столкнули? – переспрашивает она. – Уверена, что ты не оступилась?

– Нет. Нет, меня толкнули.

Судя по выражениям лиц собравшихся вокруг меня людей, мне никто не верит. Вероятно потому, что слова даются мне с большим трудом и я вынуждена прислоняться к стене, чтобы справиться с головокружением. Люди постепенно расходятся, пока мы не остаёмся в одиночестве, – моя коллега и я.

– Меня толкнули, – повторяю я, громче, чем мне хотелось бы. – Я заявлю в полицию. Пусть они проверят записи с камер. Мне нужно в больницу. По-моему, я что-то себе сломала. – Я заливаюсь слезами, что очевидно совсем не нравится имениннице. Она достаёт мобильник, делает звонок и провожает меня на выход.

– За тобой сейчас приедут, – сообщает она и возвращается внутрь.

Я остаюсь на углу улицы одна и сжимаю своё плечо. Вокруг меня группки покатывающихся со смеху людей. Недалёкие подростки, у которых в голове ничего, кроме секса. Кто-то роняет бутылку, которая раскалывается о тротуар. А потом начинается дождь. Кажется, что все кругом устремили взгляды на меня и откровенно надо мной потешаются. С каждой секундой, что они не спускают с меня своих холодных и жёстких глаз, я будто сжимаюсь, становясь всё ниже и незначительнее.

Когда я в тот вечер наконец оказываюсь дома, в почтовом ящике меня ждёт новое послание. На этот раз в конверте фотография садика, куда ходит мой ребёнок. На обороте снимка надпись: Какая сладкая у тебя дочка.

Следующий день я начинаю с того, что открываю газету в поисках нового жилья.

Во рту у Хеклы оставалась отрыжка от индийской курицы карри, что она съела на ужин. Зажав рот рукой, она попыталась выдохнуть из себя этот противный запах.

– Фу! – сморщила нос Тинна. – Серьёзно, Хекла? Ужас какой! – Она толкнула её в бок, и Хекла рассмеялась. Без Дисы она чувствовала себя как-то расслабленнее, хотя всё самое прикольное случалось именно благодаря Дисе, – это ей не сиделось на месте и вечно хотелось приключений. Она не могла успокоиться, если их троицу не разбавлял кто-то ещё.

– Сорри, – сказала Хекла. – У меня живот выворачивает от этого карри по-индийски, которое Фаннар приготовил нам на ужин. Что-то он, видимо, с рецептом намудрил. – Это было совсем не так, однако признаться, что её мучает отрыжка, было бы действительно ужасно.

Тинна, казалось, её не слушает – всё её внимание было сосредоточено на экране телевизора, поэтому Хекла снова откинулась на кровать. Сериал, просмотр которого так захватил Тинну, рассказывал о буднях богатой американской семьи, члены которой не блистали умом. Хекле он был совсем не интересен. А вот Тинна обожала реалити-шоу и на правах хозяйки выбирала, что им смотреть. Телевизор с плоским экраном висел на стене и был слишком велик для маленькой спальни Тинны. Он перешёл к ней от старшего брата, который приобрёл себе новый, с ещё более широким экраном.

Возле кровати стоял белый письменный стол, а на нём большая чёрная лампа. На полке над столом красовалась фотография Тинны с её матерью, которая улыбалась, опустив взгляд на дочь и обнимая её за плечи. Всякий раз при виде этого снимка Хекла чувствовала зависть. В её память врезались его мельчайшие детали: солнечные блики на золотистых волосах Тинниной мамы, белый песок, на фоне которого их запечатлел фотограф, красный