действий. Первый — вписаться в сеть и действовать по ее правилам. Это позволяло пользоваться преимуществами сетевой поддержки и круговой поруки, но угрожало крупными неприятностями в случае скандального развития событий и вмешательства центра. Второй путь — противодействие «местным влияниям» при помощи апелляции к вышестоящим структурам. Это неизбежно порождало конфликты с местными властями, которые могли вызвать отзыв прокурора или судьи из данного региона или даже снятие его с должности. Однако тактика противодействия имела свои плюсы и, прежде всего, давала определенные гарантии от обвинений в недолжном исполнении обязанностей. В конце концов, как отмечает П. Соломон, «местным прокурорам не оставалось ничего иного, как самим искать золотую середину, свою собственную формулу поведения, которая бы удовлетворила обоих хозяев, несмотря на то, что их требования иногда противоречили друг другу»[359]. Похоже, однако, что эта золотая середина все больше сдвигалась в пользу сотрудничества с местными властями. А во многих случаях ее поиски даже не начинались.

У руководителей региональных партийных комитетов было много средств для воздействия на судебно-прокурорских работников. Не стоит забывать, что судьи и прокуроры, сотрудники органов госбезопасности (как и многие другие функционеры центральных ведомств на местах) подчинялись секретарям по партийной линии, входили в обкомовскую номенклатуру[360]. В случае любых разногласий им напоминали о руководящей роли партии («Прокуроры думают, что они стоят над партией», — заявлял, например, секретарь Бобруйского обкома[361]) и угрожали исключением из ее рядов. Прокурорско-судебные работники зависели от местных властей в вопросах материального обеспечения (квартиры, снабжение и т. д.). Без особого труда их могли направить «по партийной линии» в длительные командировки в районы и колхозы в качестве уполномоченных по сельхоззаготовкам[362]. Наконец, как и другие чиновники, они должны были думать о переменчивости судьбы — о возможных неприятностях по службе, об ударах периодических политических кампаний, о своих родственниках, здоровье и т. д. Хорошие отношения с местными властями были определенной гарантий социальной защищенности. Стоит, наконец, напомнить, что далеко не все служители закона сами были безупречными и честными людьми. Включение скомпрометированных чем-либо правоохранителей в систему круговой поруки вообще не представляло никаких трудностей.

В совокупности «местные влияния» порождали устойчивый феномен, о котором генеральный прокурор СССР в докладной записке в ЦК ВКП(б) в 1949 году писал следующее: «На самом деле, существует два уголовных кодекса, один для коммунистов и другой для остальных. Есть много примеров, когда за одно и тоже преступление члены партии остаются на свободе, а беспартийные попадают в тюрьму»[363]. Для формирования региональных сетей разделение юридических практик открывало новые возможности. Угрозы исключения и репрессий как фактор подчинения сетей уравновешивались судебным иммунитетом, защищавшим от этих угроз, если они исходили извне. Такое двойное воздействие было эффективным способом сплочения номенклатурного сообщества и укрепления влияния секретарей.

Рассмотренные в этой главе тенденции и явления завершают характеристику региональных сетей и их руководителей в послевоенный период. Формирование корпуса первых секретарей из числа немолодых мужчин (женщин среди них не было вообще), большинство из которых перешагнули сорокашестилетний рубеж, имели значительный стаж руководящей партийной работы, в том числе в качестве секретарей, и активно получали высоко ценимое образование, пусть и не всегда качественное, было свидетельством стабилизации номенклатуры и относительно прочного положения региональных руководителей. Их формальные позиции в партийной иерархии все больше соответствовали их возрасту, партийному стажу и уровню политического образования.

Эта система старшинства опиралась также на различные прерогативы — например, на иерархию нормирования материальных благ в зависимости от должности. Сравнительные исследования однопартийных систем свидетельствуют о том, что одной из причин их относительной устойчивости и долговечности является институционализация системы дифференцированных окладов и доходов, благодаря которой функционеры низших уровней получают долгосрочный стимул к тому, чтобы оставаться в аппарате и делать в нем карьеру[364]. Как свидетельствуют приведенные выше материалы, советские региональные администраторы также вполне осознавали эти преимущества.

Вместе с тем характер сталинской политической системы в целом, травматический опыт террора 1930‐х годов и периодические всплески репрессивных кампаний в последующий период повышали значимость номенклатурного иммунитета, защиты от преследований, какими бы обвинениями (политическими, должностными или бытовыми) они ни сопровождались. Обеспечить такой иммунитет могли прежде всего региональные руководители, опираясь на институт партийного согласования арестов и возбуждения уголовных дел. В той мере, в какой эти возможности использовались в первую очередь для защиты членов региональной верхушки, а не рядовых партийцев, они наравне с материальными привилегиями вносили свой вклад в усиление расслоения советского общества в целом и консолидацию сетей на региональном уровне.

Как показывают практики материального нормирования и номенклатурного иммунитета, основой полномочий местных руководителей были не только (и не столько) формальные права и привилегии, полученные из центра. Институты, созданные центральной властью с определенной ею целью, присваивались и использовались региональными сетями уже в их собственных целях. Так, достаточно простую и упорядоченную систему формальных вознаграждений разъедали непрозрачные практики неформального перераспределения. Право партийных секретарей контролировать аресты членов партии с целью предотвращения хаотичных репрессий, разрушавших необходимую аппаратную стабильность, превратилось на местах в источник покровительства и протекции. Оба эти процесса относятся к разновидности институциональных изменений, известной как конверсия — использование существующих правил для решения новых задач, выполнения новых функций и достижения новых целей[365].

Такая адаптация формальных предписаний и инструкций, впрочем, могла работать не только на пользу секретарей, но и против них. Возможности конверсии использовали чиновники различных уровней, приобретая определенную автономию. Как показывали многочисленные примеры, секретари нередко закрывали глаза на злоупотребления своих подчиненных. Во-первых, потому, что сами допускали такие же нарушения. Во-вторых, поскольку опасались скандалов и потенциально опасного внимания к ним со стороны центра. Как и другие аналогичные институты, материальные привилегии и судебный иммунитет способствовали стабилизации региональных сетей на основе секретарского старшинства и компромиссов. С таким административно-политическим багажом секретари и их окружение вступили в новый период турбулентности, наступивший после смерти Сталина.

Часть II. Переход

Глава 5

Москва, Центр

В предыдущих главах в центре нашего внимания находились преимущественно события регионального уровня. Мы видели, как секретари реагировали на контроль сверху, создавали и укрепляли свои