За этим занятием его и застал отец.

– Неужто она ничего для меня не оставила? – беспомощно спросил юноша.

Микула тяжело вздохнул, словно ждал вопроса, изо всех сил надеясь, что сын его не задаст. Почесал окладистую бороду.

Влас нервно дернул ртом.

– Так оставила?

– Нет, – тут же осадил его отец. – Обещала, что сама научит, когда время придет.

– И что теперь?! – вспылил Влас. – Мне-то теперь что делать?!

– Снимать штаны и бегать, – емко ответил Микула. Лицо его ожесточилось. – Радуйся, что в этом доме тебя примут любым! А не нравится…

Он не успел закончить. Влас порывисто поднялся от сундука и направился к дверям.

– Куда ты?

– Искать того, кто знает, – едко бросил юноша и, переступив порог, обернулся волком и побежал.

Если в отцовы покои Свят заходил с благоговением, боясь потревожить еще теплившийся там дух князя, то на женскую половину, где властвовала Дана, он ступал с опаской. Отцова призрака княжич, может, и рад был бы увидеть, а тут побаивался. На каждом шагу он напоминал себе, что Дана жива, просто запечатана в заколдованном ларце, но от этого спокойнее не становилось. Интересно, когда-нибудь опаска перед ней отпустит его?

Мысли о княгине сразу развеялись, стоило ему увидать сестер, спавших вповалку прямо на полу, на расстеленном одеяле. Грудь стиснуло чувством вины. Как он мог не замечать, не знать их страданий? Хоть и понимал, что дело в мо́роке, но все же? Если не смог защитить двух духов, порожденных самими богами, то как помочь слабым людям?

Он опустился к Доле и Недоле и принялся трясти их, пока те не открыли глаза, бездонные, как само время. Очнувшись ото сна, обе встрепенулись и прижались теснее друг к другу. Свят отстранился и положил перед ними веретенца.

– Забирайте, – разрешил он. – И возвращайтесь восвояси.

– Они… – Доля всхлипнула и, схватив золотое веретено, прижала к груди трясущимися руками.

– Спасибо, – выдавила Недоля и улыбнулась растрескавшимися губами.

Сестры крепко стиснули веретена в ладонях и прижали к себе, как развопившихся детей. Они принялись покачиваться из стороны в сторону, проливая скупые слезы.

– Может, вам воды? – спросил Святослав. Недоля подняла на него глаза.

– Не нужно, – она улыбнулась чуть шире, но улыбка вышла недоброй, злорадной. – Ежели хочешь от себя беду отвести, сыграй свадебку в ближайшие дни.

– Но не вмешивайся, когда что-то пойдет не так, – добавила Доля.

Святослав перевел глаза на нее и увидел, что золотое веретено оплетено нитью, тонкой как паутина. Такой же, но серебряной, оказалось опутано веретено Недоли.

– Как это? Разве время?

– Никогда не будет подходящего времени, – сказала Недоля. – Особенно для того, кто живет в завтрашнем дне.

Она сжала руку сестры, и, опираясь друг на друга, пряхи поднялись и поклонились Святославу в пояс.

– Береги себя, княжич. Попусту не рискуй, хоть живая вода тебя и защищает, – сказала Недоля.

– А наш народ тебе всегда благодарен будет, – добавила младшая.

Свят хотел задать еще столько вопросов, но в следующий миг сестры исчезли, будто и не бывали никогда в княжеских хоромах. Осталась только гнетущая тяжелая пустота.

Глава 15

Свят и упомнить не мог, как и когда уснул. Скопившаяся усталость навалилась на него тяжелым одеялом, погребла под собой и потянула вниз, в пучину тревожных снов. Был там и подводный терем, и неверные жены, превращенные в щук и теперь шепчущие всяким дуракам пустые обещания. Водяной в красной рубахе смачно лобызался с Частухой, а в глазах последней (пока еще) жены горела алчная радость. А что, если это она сама надоумила товарок мужа околдовать, чтоб затем спасти? Что, если?.. Но как?..

Святослав хмурился, пытался выплыть из водоворота образов и тут же угождал в новый. Вот снова перед глазами мелькают огненные волосы Милорады и серебро освещенного луной озера. Мерцают льдистые глаза, но в одно мгновение веселость в них сменяется страхом. В огненных волосах оказывается сизоватая рука утопленницы, и, наматывая на пальцы медные пряди, она давит на голову, погружая Милораду под воду. Свят вопит, кричит, пытается помешать, остановить, но руки и ноги словно свинцом налиты – не пошевелиться.

Иногда княжич выныривал из тяжелого сна, делал несколько судорожных вдохов и проваливался обратно. Видения перетекали из одного в другое, пока не смешались окончательно в вихрь слов и образов, как пролитые краски. А потом наконец под веками разлилась блаженная темнота, и не было в ней ни звуков, ни отблесков света. Только покой.

Лишь краем глаза Святослав улавливал какое-то мельтешение во тьме. Слышалось ему, будто кто-то зовет его. Окликает долгим, плачущим голосом. Святослав повернул голову на звук и проснулся. На лицо упали золотистые пятна солнечного света, мягкие, словно поцелуи. Княжич поморщился, чувствуя, как согреваются лоб и щеки, как полыхает красным под веками. На мгновение ему показалось, что вот теперь-то он точно проснется, и все безумные события последних дней окажутся лишь сном. В носу нестерпимо засвербело, Святослав рывком сел на кровати и чихнул до красных пятен перед глазами. Осмотревшись по сторонам, он с тоской в сердце вздохнул: нет, все еще не сон.

Его окружали полупустые полки и раскрытые сундуки: слуги уже принялись переносить вещи в княжескую опочивальню. В коридорах гудели голоса, что-то постоянно скрежетало и грохало. Казалось, кто-то беззастенчиво грабил княжеский терем средь бела дня.

«Лучше б оно так и было», – обреченно вздохнул юноша, когда, выйдя в коридор, увидал взмыленных слуг, тащивших дубовые скамьи. Заметив княжича, они тут же принялись размашисто кланяться, поздравляя и справляясь о его самочувствии. Оно и правда было не из лучших, голова трещала, а от непонимания становилось только хуже. Казалось, он проспал не одну неделю, так сильно изменился терем. Исчезла опутывавшая его паутина, вырезанные на дереве символы и ставы накрыли расшитыми салфетками и платками, занавесили шторами. Служки, как муравьи, носились туда-сюда, перетаскивая княжеское добро, а из самого сердца терема звенел голос Милорады, точно отлитый из серебра колокол.

«Быстрее, шевелитесь же! К приходу княжича все должно быть готово! Ну же, бодрее!» – голос ее от нетерпения срывался на рык, и слуги принимались суетиться. Пользы это не приносило – все только валилось из рук, но Милорада выглядела довольной и… как никогда чужой.

Она не сразу заметила Святослава. Завидев его на пороге, девушка махнула рукой и снова принялась отдавать приказы: то подбери, это унеси, этому помоги.

– К чему спешка? – спросил Свят.

Милорада подслеповато сощурилась и, рассмотрев жениха, зашлась громким смехом.

– Прости меня, свет мой, я вся в хлопотах, не узнала тебя.

– О чем хлопочешь? – поинтересовался юноша, скрещивая руки на груди.

Краем глаза он заметил, что очи невесты подернулись бледной пеленой. Стоило ей моргнуть, и все стало как всегда, только огромные зрачки почти скрыли озерную синеву. Он подумал было, что ему показалось, но если чему и научили его события последних дней, так