не принадлежит и вообще к тебе равнодушен? Это состояние должно как-то иначе называться, не ревностью. Но более точного словечка для обозначения терзавших ее эмоций Люба в своем лексиконе не нашла.

Самое неприятное, что она была вынуждена терпеть и заигрывание девушек с ее мужем, и его благосклонное внимание к ним. Ведь они уже уточнили этот вопрос: в перспективе малышки должны были стать любовницами Князева, поэтому отпугивать их от него Любе было не нужно. И нельзя. Приходилось терпеть, хотя внутри все кипело и выплескивалось на окружающих недовольными замечаниями, придирками и ворчанием.

Прощаясь, сестрички сообщили, что завтра у них, оказывается, день рождения, и они хотят пригласить Князевых. Столик они заказали в «Ковчеге». Там классно, живая музыка, танцпол, душевная атмосфера, хорошая кухня, но… только нет детской игровой зоны. Поэтому детей придется оставить под присмотром няни.

– Я не оставлю детей под присмотром няни, у нас с собой ее вообще нет, – заявила Люба, надеясь, что это послужит основанием для отказа пойти на день рождения Таи и Тани.

– Да, Люба пойти не сможет, – поддержал ее Князев, но тут же больно ударил, завершив фразу: – А вот я с удовольствием вас поздравлю. Так во сколько вы собираете гостей?

– Первоначально мы собирались посидеть вдвоем, – призналась Тая. – Ведь у нас здесь нет знакомых, мы приехали одни.

– Но потом встретили вас и обрадовались, – закончила Таня. – Мы будем рады видеть тебя в семь вечера.

– Отлично, до завтра, – улыбнулся сестричкам Князев.

– До свидания, – холодно попрощалась с соперницами Люба.

После ужина все разошлись по своим делам.

Ксюша отправилась на свидание с новым знакомым, о котором Люба ее отцу так и не успела рассказать.

Эдуард закрылся в кабинете, прикрывшись делами, хотя поговорить с Сергеем ему было нужно не столько о делах, сколько о Кирилле, который обнаружился вдруг в Анапе и грозил разрушить тихое семейное счастье Князева. Конечно, Люба и Гаврик Эдику никем не приходились, но их жизни он все же считал необходимым оберегать. Все-таки они не были виноваты в его странных взаимоотношениях с бывшим приятелем, которого он, по сути, подставил. Эдик просил Сергея поднять все связи и выяснить, где именно проживает Денисов, не обзавелся ли он новой семьей, какие вообще у него могут быть слабые места.

Гаврик плескался в бассейне, потом играл во что-то на смартфоне. Люба сначала торчала во дворе недалеко от сына и переделывала свои любимые серьги. Потом вместе с Гавриком перешла в дом, и пока он игрался, позвонила Наде.

– Здесь столько всего произошло, – призналась Люба подруге, – но, главное, что объявился отец Гаврика, настоящий.

– И что, заявил свои права на сына? Подрался с твоим новым мужем? Они родственники или просто однофамильцы? – завалила вопросами подруга.

– Не родственники и не однофамильцы: отец Гаврика, когда мы встречались, назвался чужим именем – именем моего нового мужа. А так его зовут Кириллом, фамилия Денисов. Гаврик пока о нем не знает. И я его сама не видела здесь. Его видел Эдик. Он Эдику, кажись, и рассказал про нас с Гавриком. Эдик просит не признаваться, что Гаврик на самом деле не Эдуардович, а Кириллович.

– И правильно говорит – нечего ребенка лишний раз травмировать, – посоветовала Надя, переварив информацию. – К тому же, если ты замужем за Князевым так и останешься, то он Гаврика, может, официально усыновит, так что отчество и менять не придется.

– Не останется и не усыновит, не выдумывай, – отрезала Люба. –Я ему на фиг не нужна. Да и мне самой такой муж на фиг не нужен. Он же бабник! Я же рассказывала уже: он сразу с двумя девушками фильтрует, молодыми совсем. И собирается с ними втроем жить, причем после того как Ксюше исполнится 14 лет и она к нему переселится. То есть он собирается превратить свою квартиру в бордель на глазах у дочери! И это его не смущает, как будто в порядке вещей.

– Не может быть! – ахнула Надя. – Такого же вообще не бывает. Даже в телешоу таких историй не показывали.

– И не покажут, – горько усмехнулась Люба. – Это жизнь, детка, а не какое-то там телешоу. В жизни и не такое бывает!

Глава 21. Неисправимая правдунья

Разговор прервала Ксюша – Люба не заметила, как та вернулась с прогулки.

– Можно к тебе? – громким шепотом спросила девочка.

– Конечно! – радушно улыбнулась Люба Ксюше и торопливо проговорила в трубку: – Ладно, Надюш, пока! Как ситуация прояснится – перезвоню.

Ксюша плотно закрыла за спиной дверь и все так же громко прошептала:

– А меня Рома поцеловал, по-настоящему. Мы катались на колесе обозрения, а потом он мне купил сладкую вату, а потом поцеловал и сказал, что у меня губы сладкие, но не от ваты, а сами по себе, вот! Только папе не говори, а то он Роме ноги поотрывает.

– За что? За поцелуи? – засмеялась Люба. – Он у тебя, конечно, строгий, но не бешеный. Вполне адекватный папа красивой дочки. Он просто понимает, что ты – как цветок, на который слетаются не только мотыльки, но и нехорошие жучки-паучки, которые могут испортить этот прелестный бутончик.

– Ну, ты и загнула, – прыснула Ксюша. – Говори уж прямо: папа боится, что меня лишит невинности какой-нибудь подонок. Но дело в том, что он и нормального парня посчитает подонком, если узнает, что тот меня целовал. Я своего отца знаю.

– А он только целовал?

– Почти, – призналась Ксюша, порозовев. – Еще обнимал и коленку гладил, когда мы на лавочке сидели. Но больше ничего. Мы не уединялись даже.

– Вот и не уединяйся с ним, и вообще ни с кем не уединяйся, – посоветовала Люба. – Тогда никто не будет бояться, что тебя лишит невинности какой-нибудь подонок. Потому что все понимают, что даже подонок не станет это делать публично. И тогда правду от папы скрывать не нужно будет.

– Да, папа не любит, когда от него правду скрывают, – вздохнула Ксюша. – Извини, что я тебя в это втягиваю. Думаешь, лучше рассказать ему о Ромке, если спросит?

– Если спросит, то точно придется рассказать, – заметила Люба. – Я, конечно, тебя не выдам. Но лучше, если папа будет знать.

– Ладно, скажу, – согласилась, подумать Ксюша. – Все-таки я неисправимая правдунья!

– Кто? – засмеялась Люба.

– Ну, та, кто лжет – лгунья, а кто правду говорит – правдунья. Наверное. Или как ее правильно назвать? Правдивица, правдуша?

– Может, правдолюбка?

– Во, точно! Значит, я неисправимая правдолюбка. Только мне одной страшно папе правду говорить. Давай, мы вместе скажем.

– Хорошо, я тебя поддержу.

Эдик