Шрифт:
Закладка:
– Где ведро? – тронула Заря Асю.
– Ведро? – вынырнула из страны вопросов Ася. – Какое ведро?
– Ты что там, головой стукнулась? Или мозги за ночь вымерзли? – улыбнулась Заря своей заразительной улыбкой.
– Ах да, ведро! – вспомнила Ася и потрусила к берегу.
Ведро боком валялось под камнем, и его тихо обтекали островки водной пены, сухие травки и листья. Зачерпнув полное ведро, с трудом потащила к костру. Вскоре устала, чуть выплеснула, ещё выплеснула. К костру ведро было наполнено всего наполовину.
– Чё так много? – выплеснул ещё половину воды Яшка. – До вечера кипятиться будем?
«Ну и хорошо», – порадовалась Ася. Ей показалось, что её сейчас поднимут на смех, как городскую белоручку.
– Она у нас городская мадама, – принялась объяснять Заря Яшке. – Привычная по утрам умываться тёплой водой.
Сейчас Ася на эту шутку не обиделась. Ей больше нравилось вот такое весёлое, игривое настроение подруги. Но в голове всё равно прочно засела верёвка. Надо бы подумать, провести анализ, прошвырнуться по округе. Не сумеет, конечно, так чётко и правильно, как Шерлок Холмс. Ну а вдруг что надумает?
Тётя Варвара старательно кормила девчонок.
– Напугали меня. Я ж, как загрохотало, к Яшке бросилась за подмогой. Он как раз пришёл вызванивать вас на танцы. Я и говорю: ушли, мол, девки на скалу, смотреть, где снималось кино «Вечный зов». Так и не пришли. Мы тут с Яшкой почаёвничали ещё пару часов и поняли, что, раз не появились, значит – кранты. А тут ещё Мирон Палыч пожаловал, говорит, что видел вас у скалы, а собака жуть как брехала, видать, на чужого.
Ася вспомнила, что собака всё время куда-то срывалась, носилась вокруг и норовила скрыться в кустах. Мирон Палыч отзывал её громким окриком, пояснял, что собака, наверное, ёжика учуяла или кошку дикую, а сам смотрел на Асю злыми глазами, словно говорил: «Вот на тебя, девица, она так реагирует. Не своя ты – пришлая, душистая одеколоном». И тут Асю осенило: а вдруг голыш с верёвкой оставил Мирон Палыч? Сразу отмела эту мысль – когда они отъехали, собака стояла на камне, лаяла. А может, старик видел странное? Надо бы с ним поговорить.
– А Мирон Палыч далеко от вас живёт?
– В деревне Елабуга, на том берегу, – неопределённо махнула рукой тётя Варвара.
– А тебе зачем? В Пашку влюбилась? – сузила глазки Заря. – Мы же с тобой собирались утром уехать.
– Давай не сегодня. После такой ночи хочется погреться в баньке, да и на деревенских танцах я никогда не была.
– Уверена, что хочешь на наши танцы? Здесь конкуренток не любят, особенно городских.
– А что? – поддержала Асю тётя Варвара. – Потанцуйте в радость, и мне лишний день с дочерью. Ведь правда же? – потянулась Варвара к Заре, обняла крепко, поцеловала. Заря приласкалась в ответ, сдерживая слезу, часто заморгала.
Именно в это время в конце улицы, в доме, крашенном синей краской, проходил тяжёлый разговор.
– Яшка, вот что, сын… Снюхаешься с Зарёй – прокляну. Ты меня знаешь.
– Эни, ну чего ты? Мы ж с ней ещё с детского сада женихались.
– Какого ещё детского сада? Учти, я твой паспорт схоронила. В город за ней не рванёшь. У нас бараны, коровы, лошади, я одна с таким хозяйством не справлюсь.
– Вот и хорошо. Заря поможет, когда поженимся.
– Замолчи! – Манька тяжёлым кулаком треснула по столу. – Не смей, пакость, перечить матери. Как бабку Наташу, на всю Башкирию хочешь опозорить?
– Тогда ни на ком не женюсь, – пригрозил Яшка.
– Пофыркай ещё, – пригрозила ему мать. – И не надо. Не надо никого. Если, кроме неё, никто не нужен, значит, и не надо.
– Что ты задолбила: «не надо, не надо»? Сама как замуж выскочила? По огородам за отцом бежала.
– Это другое. Это не путай. – Манькино лицо налилось кровью, понимала, что крыть нечем. Так же супротивничала против воли матери. Манька подолом фартука стала утирать нахлынувшие слёзы. – Я тебя завтра за Гузельку сосватаю.
– Да ну тебя! – Яшка в сердцах хлопнул дверьми так, что в шкафу задребезжали рюмки, а из часов неурочно выскочила кукушка и закуковала.
– Заткнись! – Манька бросила в кукушку тапочек. Получив удар, кукушка свернулась на бок и повисла на оси. – Ах ты ж моя золотая, – потащила табурет Манька к часам и долго ремонтировала кукушку, и долго оплакивала свою несчастливую жизнь. Всё не так в этой жизни, не по плану, даже кукушка кукует не вовремя!
Заря с Асей стояли у ворот Яшки и смотрели на него испуганными взглядами.
– Вы чё так разорались, на всю деревню слышно? – спросила Заря и присела, чтобы увидеть глаза Яшки.
Он отводил взгляд, пытаясь удержать последний огонь, последнюю искру надежды в душе. И вся его житейская судьба развернулась пред ним белым знаменем проигравшего. Нищий мальчишка – пастух чужих коров здесь, в маленькой башкирской деревне. Молодой, сильный джигит, первый из всех окрестных деревень наездник и шутник. Яркая, как полуденное солнце, его любовь к Заре не отпускала: он мечтал о ней с детства, совершал ради неё подвиги. Он выкрал бы её из ста дворцов с железными засовами и под свист пуль привёз бы в свой нищий дом и подарил бы ей весь мир, усеянный полевыми цветами и его любовью. Всё это было бы, если бы не тот злополучный день. Будь проклят тот день, когда Заря стала чужой! Эх! Всё прошло как сон.
– Ты меня слышишь?
– Да, – отмахнулся Яшка, – корова потерялась. Я ж из-за вас остаться попросился у председателя, Пашку взамен себя оставил, а он полстада упустил. Все вроде вернулись, только вот две заплутали, наша и бабки Наташи. Наша-то ничё, привычно, я знаю её места, мобудь на кладбище, а вот бабкина пуглива. Бестолочь, каких свет не видывал. Может поперёк трассы встать – и никаким трактором не сдвинешь. Боюсь, как бы не пошибли случаем. А вы чё сюда припёрлись?
– Хотели на танцы тебя позвать.
– Какие танцы? За корову заставят сухари сушить.
– Какие сухари? – не поняла Ася.
– Пошли отсюда, – потянула Заря Асю за руку и обернулась к Яшке: – Найдёшь – приходи на танцы.
– Я думал, вы поможете, – улыбнулся Яшка Заре, – по старой дружбе прогуляемся. Помнишь, как в детстве?
– Мы от детства уж на тыщу километров отскакали. – И тут заметила, как через забор соседней улицы перемахнул Пашка, рванул к дому Яшки, бешено кулаками застучал в
