– Ох ты же ёшкин кот! Зорюшка моя ясная! – встал радостно Мирон Палыч. – Как вымахала! Я ж тебя в люльке качал.

Из лодки выпрыгнула овчарка, поплыла к берегу, выскочила на траву, с силой отряхнулась, обдавая Асю радужными прохладными брызгами.

И вдруг собаку что-то насторожило. Она подскочила, отбежала к кустам и громко залаяла, всем своим существом выражая горячее нетерпение. Овчарка не спускала глаз с куста, кружила вокруг него, то и дело меняя направление, при этом её голова была вытянута вперёд, уши прижаты, а шерсть так и ходила ходуном.

– Ну чего ты? – пыталась успокоить пса Заря, потянулась к шее.

Собака съёжилась, ощетинилась, зарычала, обнажая жёлтые клыки.

– Я боюсь, – пискнула Ася и зашла за спину Зари.

– Не бойся, собака кого-то учуяла.

– Нас и учуяла.

– Мирон Палыч, – обратилась Заря к старику, – уймите пса.

– Юр, ко мне. А это что за пугливая? – указал Мирон Палыч на Асю.

– Подруга из Челнов.

– Замужем?

– Вам зачем? – с шутливым испугом воскликнула Заря и тотчас же деловито добавила: – Попробуйте посвататься, вдруг получится.

Мирон Палыч взглянул на Асю. Она покраснела.

– Мне для Пашки надо. Не игривый малый. Кызлар за километр обходит.

– Ох, аллахе, страсти-то какие! – Заря, стиснув крупные белые зубы, беззвучно засмеялась. – На вид сопля ещё.

– В армии уж был, на подводной лодке служил.

– Ох ты! Это плохо. Говорят, у подводников, кроме лодки, ничего не всплывает. – Губы подрагивали в озорном смехе, из-под опущенных ресниц светились глаза.

– Куркасем хейлау. Много ты знаешь! – сжал губы Мирон Палыч и невольно оглянулся на сына: «Может, и прям хвороба с парнем?»

– Ладно, Мирон Палыч, не переживай. Пошутила я. Ну, найдёшь сыну невестку и с детьми поможешь?

Мирон Палыч по-мужски умело и привычно выругался, сверкнул потемневшими глазами.

– Шайтан в юбке. Поехали отсюда, – сожалеюще приказал сыну. Тот лишь печально улыбнулся и вздохнул.

– Мирон Палыч, ты не обижайся, – замахала руками Заря.

– Да не обиделся.

– Тогда угости рыбкой.

– Хазер! – с категоричной интонацией «нет».

– Не угостишь. – Водна дева с места не тронет, – припугнула Заря.

Пашка дёрнул шнур, мотор затарахтел, но не завёлся. Не завёлся ни со второго, ни с третьего раза.

Мирон Палыч поднял брови, смущённо крякнул. Почувствовал какую-то внутреннюю неловкость и досаду.

«Похоже, и вправду через них обидели Водну деву», – мельком глянув на подруг, заметил в глазах обиду.

Ещё отец учил, что Водну деву обижать нельзя, а то вдруг нежданно за поворотом набалует непроходимую мелкоту, с треском сядешь брюшиной на мель. Насмехаясь над незадачливым путником, вода будет шумно перекатывать по бортам, по усеянному булыжником дну, по голым ногам туриста, который, раздевшись, будет долго бродить по холодной воде, толкать-вытягивать лодку и радоваться, что дева не прихватила мотор, сберегла весло. Чтобы Водна дева смягчилась и открыла ход, забудь о проклятиях, поклонись, тёплой рукой проведи по её гладкой щеке и попроси помощи. От такой ласки дева становится доброй, взамен непроходимым перекатам и порогам распустит по руслу реки тихие, улыбчивые плёсы, переполненные рыбой.

Мирон Палыч раскрыл мешок и выкинул на берег, к ногам Зари большого сазана. От рыбы свежо пахло илом.

Заря громко расхохоталась.

Мотор затарахтел и уже вроде сцепился с топливом, но вдруг угас.

Вторая рыбина упала к ногам Аси.

Тут же мотор взревел. В песчаной отмели закрутил песок. Лодку рвануло вбок, чуть не вывалив пассажиров в воду.

– Кызлар, зинзар тугель абидайлар, хорошей вам ушицы, – радостно помахал Мирон Палыч, и лодка пропала за синюшным дымом.

Ася принесла ворох сухого бурьяна, разложила огонь. Заря острым камнем чистила рыбу и ругала себя, что не подумала о ноже. Рыбины были настолько огромные, что в ведро поместилась только одна, вторую решили запечь в глине. Вскоре в ведре кипела вода, а из неё торчала голова сазана с выпуклыми глазами и открытым ртом.

День быстро дряхлел к вечеру. После жары вдруг дыхнуло холодом. Подул густой обжигающий ветер. Пока в ведре кипела уха, Ася, примостившись на земле поудобнее, мельком взглянула на Зарю и заметила в её глазах слёзы. «Вот ещё морока! И всегда Заря такая…» – подумала Ася, ощущая какую-то досаду. Зря, наверное, они приехали сюда. Здесь Зарю повсюду осаждали воспоминания и окутывала горечь. Настроение менялось, как у настоящей зари. Утром она была осторожно-тёплой, а к вечеру, сразу после захода солнца, становилась наиболее яркой и заметной, как тень от угасающей свечи.

После часового ожидания Ася взглянула на сизый дым от костра, в ведро с разбухшей в кипятке рыбой. Пока кипело, Заря притащила два огромных лопуха, очистила стебли от листьев, согнула пополам, стараясь на сгибе сформировать некую треугольную петлю, чтобы ею вытащить рыбу из бульона. Переваренная рыба ломалась, разваливалась. И всё равно у Зари получилось выложить на лист лопуха помятое тело. Обжигаясь, щипали белую мякоть пальцами, громко хохотали, если у кого-нибудь кусок вываливался из рук или рта.

После ухи решили подняться к пещере. На крутых склонах скалы торчали одиночные сосны, берёзы, вязы. Ютились на вершине. Среди камней стелился скальный очиток в золотистом цвету. От подножья долины стали карабкаться по светло-серым ярусным пластинам известняка. К утёсу подбирались через склон, а оттуда двинулись к пещере. Неровный карниз, нависший над обломочно-щебнистой осыпью, привёл к чернеющему отверстию, довольно большому и удобному, чтобы встать в рост. В правом углу пещеры сочилась вода, оставляя белый известковый след, копилась на полу, уходила за край выступа.

Какая красота! От выси и неоглядного простора захватывало дух. Восток окрасился вечерней зарёю, на таёжные дебри стали наползать вечерние тени.

Заря устроилась на краю козырька, сложила ноги калачиком и подставила лицо прохладному ветру. Хоть она и прикрыла глаза, всё равно сквозь ресницы видела зелёный лес, обдутые ветрами серые тела скал, седые осыпи. Через жёлтые луга, холмистую зелень тянулась тихая лента реки. Иногда, зажатая скалами, река сужалась и меняла направление. Скучающая на вид Заря и не подозревала, какой восторг в этот момент испытывала Ася.

Горы Башкирии были похожи на домашние. Никакая история на протяжении тысячелетий не смогла затронуть это масштабное пространство. Ася словно вернулась домой. С севера тащились сизые, в розовых лохмотьях тучи. Вечерняя печаль охватила зелёный мир. Тучи ползли и ползли, потом упёрлись в край скалы и остановились. Словно пропитавшись тоской девчонок, решили выплакаться горячими слезами именно здесь, над пещерой скалы Сабакай.

Глава 13

Ветер, бушуя, рвал с налёту. Дождь дрожал, хлестал и трепался, как злобный пиратский флаг.