привел клятву бин Ладена на верность ему и честное обязательство афганского народа защищать гостей. Это был замечательный ход, продемонстрировавший его авторитет. Омар не был связан обязательствами консенсусного принятия решений (вождь племени должен был прислушиваться к советам других старейшин). Религиозные ученые, командиры и рядовые члены «Талибана» приняли решение, несмотря на то, что он отверг их советы. Подчинение ради единства.

Внутри Талибана существовали симпатии к бин Ладену и Аль-Каиде. Многие талибы радовались терактам 11 сентября и сомневались, что Соединенные Штаты предпримут ответные меры. Заиф, посол талибов в Пакистане, наблюдал за терактами по телевизору, когда коллеги праздновали. «Для них, — писал он, — Америка была нашим врагом, страной, которая ввела санкции против нашей страны и которая атаковала нас ракетами». Изображение на их экранах — символ этой державы, горящей на собственной земле, — было поводом для празднования».

Гренье продолжал беседовать с муллой Османи о том, как отказаться от бин Ладена или заставить ключевых лидеров порвать с Омаром. Хотя Османи не был поклонником бин Ладена, 2 октября он объяснил: «Бин Ладен… стал в Афганистане синонимом ислама. Талибы не могут публично отказаться от него так же, как они могут публично отказаться от ислама». Гренье общался с Османи еще несколько раз без какого-либо прогресса. Омар, верный, ограниченный своими взглядами на обязательства перед своим народом, имея за спиной большую часть движения, торопился к войне.

Важным фактором в принятии решений муллой Омаром, по-видимому, было также сомнение в том, что Соединенные Штаты нападут. В это время Заеф посетил Омара. Омар хотел, чтобы Соединенные Штаты представили веские доказательства причастности бин Ладена к терактам 11 сентября, прежде чем он предпримет какие-либо шаги по его выдаче. Несмотря на информацию об обратном от Заифа и ISI, Омар сильно недооценивал вероятность нападения США. Заиф пишет в своей автобиографии: «По мнению муллы Мохаммеда Омара, вероятность того, что Америка прибегнет к чему-либо помимо угроз, была менее 10 процентов, поэтому нападение было маловероятным». Омар оставался в Кандагаре, не обращая внимания на сообщения о готовящемся нападении, считая, что у США нет логических причин для нанесения удара.

Мустафа Хамид, араб, близкий к бин Ладену, наблюдал ту же самоуверенность во всем руководстве «Талибана»: «В стратегическом плане талибы допустили большую ошибку в своих расчетах. Они не думали, что американцы придут и будут бомбить их так, как они это сделали». Бен Ладен ошибочно полагал, что Соединенные Штаты можно победить с помощью той же тактики, которая помогла Советскому Союзу: фронты, базы и другие виды деятельности легко увидеть с воздуха и поразить «умной бомбой».

До сентября Буш и его кабинет оставляли дверь открытой для переговоров, в то время как планирование продвигалось вперед. За исключением действий Гренье, усилия по установлению контактов с Талибаном были слабыми. Буш не поручил Пауэллу открыть линию связи с Талибаном для урегулирования ситуации, что было бы нормальным дипломатическим ходом, позволяющим избежать войны. Сам Буш, похоже, никогда не спрашивал о деталях работы с населением. Он просто ждал ответа талибов на свой ультиматум. На совещаниях совет национальной безопасности обсуждал нанесение удара по мулле Омару. Их внимание было сосредоточено не только на переговорах, но и на разгоне «Талибана» и работе с перебежчиками. У Буша было ощущение, которое он разделял, что атака необходима как для того, чтобы успокоить американский народ, так и для того, чтобы сдержать террористов и их спонсоров. Каждые несколько дней Буш и его кабинет узнавали о новом террористическом заговоре. Они беспокоились, что следующая атака может быть неизбежной. Позже Буш сказал, что, по его мнению, американцы считали, что очередная атака неминуема. Его страх заключался в том, что следующая атака может быть гораздо хуже, с использованием химического или биологического оружия. По словам Буша, «люди забывают о количестве угроз, которые поступали в страну… Мы спрашиваем себя: «Что самое худшее, что может случиться? И худшее, что могло случиться, это… не самолеты, а химическое или биологическое оружие». Теракт 11 сентября развеял все сомнения в том, что Аль-Каида попытается приобрести такое оружие и применить его в Соединенных Штатах. В 1990‑х годах об этом снимали фильмы. После 11 сентября это стало реальностью. Это изменило представление американских лидеров о стратегии.

Общественное мнение было обеспокоено не меньше. Опросы Gallup в сентябре и октябре показали, что от 60 до 80 процентов американцев считают, что вероятность новой атаки несколько или очень высока. Примерно половина американцев опасалась, что кто-то из членов их семей станет жертвой терроризма. Впечатляющие 73 процента оценили талибов «очень неблагоприятно»; 67 процентов высказались за военные действия с участием наземных войск. Лишь 28 процентов высказались против, что составляет небольшой электорат для мирных переговоров. Как и Омар, Буш торопился к войне.

Шли дни, окно для переговоров закрывалось. Планирование войны продолжалось, давление нарастало, мнения ужесточались. Буш настаивал на бомбардировке, считая, что война уже должна была начаться. Он хотел, чтобы бин Ладен был в бегах, чтобы сорвать любые дальнейшие атаки на Соединенные Штаты. Последние предложения Гренье о переговорах были отклонены. Райс и Пауэлл, которые были более открыты для переговоров, пришли к согласию, что режим должен уйти. Все смотрели на Аль-Каиду и Талибан как на одного врага. Упрямство самого Омара способствовало такому мышлению. Наконец, 5 октября Буш решил, что время вышло. Соединенные Штаты нападут 7 октября.

Как только начались воздушные удары США, талибы сплотились вокруг Омара и бин Ладена. Канал Гренье «Османи» иссяк. Шанс избежать войны был упущен. Могли ли дальнейшие попытки переговоров увенчаться успехом — это одно из главных «что если» 2001 года. Можно было бы сделать больше, чтобы выяснить это. Буш не был нацелен на мир, рассматривая ультиматум почти как жест честной игры перед вступлением в войну, оставив переговоры начальнику станции ЦРУ вместо госсекретаря, и прождав менее трех недель, чтобы найти решение. При наличии большего времени и дипломатических усилий талибы, которые были против войны, могли бы найти способ заставить муллу Омара выдать бин Ладена. Афганцы остались бы под суровым режимом — но без смертей и разрушений войны. Сами Соединенные Штаты избежали бы многолетних жертв.

Тем не менее, нельзя недооценивать силы, подталкивающие к войне. Нападение на Соединенные Штаты создало императив для нанесения ответного удара. «С таким оскорблением американской чести нельзя было справиться путем долгого и тщательного полицейского расследования», — читал лекцию уважаемый британский военный историк Майкл Говард через несколько недель после начала войны. «Оно требовало немедленного и впечатляющего возмездия… И кто может винить американцев? Это требование, которое может быть удовлетворено