Старший Бобров скривил губы, взял со стола колокольчик и позвонил. Буквально через несколько секунд в комнату вошла служанка.

— Слушаю, Данил Алексеевич.

— Позови сюда Петра. Да скажи, чтобы поторопился, это срочно.

А пока мы ждали, хозяин дома принялся расписывать прелести Франции. Как там прекрасно, какой замечательный климат, про красоту француженок и как легко русскому дворянину попасть ко двору французского короля.

— Ах, Константин Платонович, будь я в ваших летах, поехал бы туда не медля ни минуты! Что Россия? Дожди, слякоть, грязь, дикие мужики. А Париж — это настоящая цивилизация, культура и красота. Париж стоит массы, как говорил один король.

— Массы?

— Массы денег, которые там можно потратить. Вы себе не представляете, там даже нищие богаче иного нашего дворянина…

Я слушал его и вежливо улыбался, стараясь не заржать в голос. Да-да, расскажите мне о Париже. Очень интересно! Нищие, значит, богаче? Жаль только, что они не знают об этом.

— Нет, решительно не понимаю, Константин Платонович, почему вы до сих пор не уехали во Францию. Терять время среди муромских лесов — только тратить его зря.

— Увы, увы, Данил Алексеевич, дела не позволяют никуда ехать.

— Да какие у вас могут быть дела! — он с жадным блеском в глазах махнул рукой. — Хоть завтра же мой Борис готов взяться за ваши поместья и освободить вас от всей этой рутины. Только представьте, вы въезжаете на вороном жеребце в Париж и вам рукоплещут прекрасные француженки! Вино рекой, дамы высшего света у ваших ног, король Франции дарует вам титул пэра!

Не знаю, как он удержался и не пообещал сделать меня ещё и королём. Ёшки-матрёшки, он что, действительно решил, что я наивный муромский юноша, готовый поверить во все эти Нью-Парижсюки? У меня что, лицо простачка? Кто в здравом уме позарится на такие посулы?

В дверь коротко постучали. Не дожидаясь разрешения, вошёл Пётр, хмурый, с дёргающейся щекой. Да уж, это особый талант у семейства всего за час довести флегматичного Боброва до нервного тика. Теперь понятно, почему он не рвался сюда ехать.

— Пётр, — старший Бобров подозвал его жестом, — мы хотим сообщить тебе…

— Данил Алексеевич сделал мне предложение, — перебил я, — он хочет, чтобы я поставил управляющим твоего брата Бориса.

— Что⁈ — Пётр от возмущения чуть не взорвался. — Бориса? Костя, ни за что не соглашайся! Да он пропьёт твоё имение за месяц…

— Замолчи! — рыкнул старший Бобров. — Сейчас же замолчи! Как ты смеешь поносить старшего брата? Неблагодарный мальчишка! Как у тебя язык повернулся такое сказать! Закрой рот и даже не думай открывать, пока я не разрешу!

— Костя, ей-богу, — Пётр и не думал молчать, — поставь кого угодно, но только не его. Я не прошу за себя, обойдусь, но Борис тебя без копейки денег оставит, ещё и должен будешь.

Дзинь! Старший Бобров ударил кулаком по столику. С такой силой, что чашечки полетели на пол, забрызгивая паркет кофейной гущей.

— За-мол-чи! Ты позор нашей семьи! Только всё портишь, дурак! Всё, мне надоели твои выходки. Я запрещаю тебе жениться. Убирайся и не показывайся мне на глаза!

Пётр наклонил вперёд голову, гневно глядя на отца. Словно бык, собирающийся атаковать тореадора. Губы его сжались, а в глазах плескалось бешенство. Таким милейшего добряка Боброва я не видел никогда.

— Я женюсь в любом случае, с твоим разрешением или без.

— Против моей воли идёшь, гадёныш? — прошипел старший Бобров. — Мало я тебя розгами воспитывал в детстве, ой, мало. Надо было на конюшне вместе с крепостными пороть.

— Мне всё равно, — Пётр сжал кулаки, — я сделаю, как сказал.

— Щенок неблагодарный. Женишься — лишу наследства и выгоню из рода! Пшёл вон, червяк! — он обернулся ко мне и развёл руками. — Видите, Константин Платонович, о чём я и говорил. Никуда не годный человек. Сколько сил в него вложено, а всё без толку. Приходится действовать крайними мерами.

— А знаете, Данил Алексеевич, я поддержу вас.

Старший Бобров осклабился и с усмешкой посмотрел на Петра. Тот стоял бледный, не в силах подобрать слова, и переводил взгляд то на меня, то на отца.

— Нечего ему делать в вашей семье, — я обернулся к другу. — Пётр, предлагаю тебе перейти в мой род.

— Чт-т-т-то? — старший Бобров дёрнулся, будто его ударили.

— В самом деле, — теперь уже я улыбнулся, — что делать здесь? Насколько я вижу, тебя не жалуют и не ценят, считают мальчиком для битья. А мне ты друг и почти брат, всегда встававший рядом, даже в безнадёжных делах. Так что переходи в мой род. Станешь Бобровым-Урусовым, женишься и будешь жить счастливо. А родных станешь в гости приглашать, если захочешь. И никто никогда не будет грозить тебе поркой на конюшне.

— Согласен, — выдохнул Пётр, — готов расписаться кровью.

— Да как ты смеешь, мальчишка! — заорал на меня старший Бобров. — Выскочка! Безродный байстрюк! Морда нахальная! Я тебя прямо сейчас проучу!

Он вскочил и бросился в дальнюю часть комнаты. Сорвал со стены ружьё и судорожно начал заряжать.

— Костя!

— Пётр, иди в гостиную и забери Александру, мы уезжаем немедленно. А я закончу разговор с твоим отцом.

— Костя, только…

— Верь мне, Пётр, — я подмигнул ему, — всё будет хорошо.

Он кивнул, развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты. А старший Бобров всё продолжал возиться с ружьём. Было видно, что с оружием он обращается скверно — порох просыпался на пол, а шомпол он держал, зажав в ладони, как палку. Я его не торопил: сидел, улыбался и ждал.

— В моём собственном доме, — зло прорычал старший Бобров, поднимая ружьё и прицеливаясь, — плюнуть мне в лицо! Бобровы не прощают такого оскорбления!

— Курок взведите, Данил Алексеевич.

Я не стал дожидаться, пока он справится с ружьём и выстрелит. Анубис давно требовал выхода, и я не стал сдерживать наш общий гнев.

Особняк вздрогнул, когда Анубис выпустил силу наружу. Ствол ружья окутала дымка, и сталь на глазах стала превращаться в ржавчину, осыпаясь на пол рыжими хлопьями. Порох на полке загорелся фиолетовым пламенем, выпуская удушливые клубы чёрного дыма. Старший Бобров вскрикнул и выпустил ружьё из рук.

* * *

Убивать я никого не собирался. Но вот наказать и поставить