Как если бы Вселенная была бы рекой, омывающей истину действительной реальности.

Хаджар посмотрел на стоящий перед ним ряд каменных столбов. Они стояли друг от друга на расстоянии в десять шагов. Всего их было около двадцати. Ни один, даже легендарный герой, не мог на уровне владеющего мечом превзойти границу в сто шагов.

Хаджар, еще не достигнувший такой ступени мастерства, уже сейчас мог поразить цель на расстоянии в шестьдесят три шага. Но чтобы дотянуться до отметки в две сотни…

Внезапно он вспомнил шлейф из листьев. Как бы далеко не был лист — дерево может до него дотянуться своей памятью.

Хаджар поднял меч. Вокруг него закипел вихрь силы, внутри которого танцевал призрачный дракон. В глазах Травеса зажглось предвкушение с примесью гордости. Видят небо и земля, в этом человеке от дракона было больше, чем в иных Хозяевах Небес. Синие глаза поражали крепкостью воли и духа.

Даже если бы в данный момент перед этим маленьким и слабым, похожим на муравья человеком, сошли боги — они бы не остановили его меча. Травес никогда не рассказывал своему ученику истинной причины, почему именно ему он отдал сердце.

И пожалуй, никогда и не расскажет.

Но если бы у Хаджара не было такой крепкой воли, способной согнуть небо и землю, то драконье сердце попросту раздавило бы его. Убило быстрее, чем выпущенная из лука стрела.

Сам факт того, что простой человек столько лет прожил с сердцем дракона, уже делал его достойным. Вот только знать этого тому не стоило. Как говорил еще учитель самого Травеса, “лучше лишних десять раз отругать ученика, чем лишний раз его похвалить”.

Хаджар же видел перед собой призрачный “падающий лист”. Тот, спускаясь на гребнях волн ветра, опустился на седьмой столб. В тот миг, когда иллюзия коснулась камня, Хаджар сделал резкий прямой выпад.

За его спиной буквально взорвался поток ветра. Он предстал туманным серпом, пролетевшим над травой. Легко он прошел через первые три столба, слегка замедлился на четвертом, рассек пятый, прокатился по шестому и оставил маленький порез на седьмом.

— Ты все еще пытаешься нанести удар, мой ученик, — покачал головой Травес. — Но сколько раз за это время ты уже обдумал этот удар? Сколько раз нанес его в своем воображении по цели? Твой разум и дух уже сотни раз сделали лучший из ударов, на какой способно твое тело. Все, что тебе осталось — позволить себе вспомнить этот удар.

Хаджар вновь не особо понял, что ему сказали. Эти слова, такие простые, содержали в себе знания и мистерии, до которых он еще пока не дорос. И все же он попытался позволить своему “телу” вспомнить те удары, что он за мгновение “отрепетировал” в недрах разума.

Если лист уже лег на седьмой каменный столб, то зачем пытаться нанести удар. Ведь он уже был сделан. Разум Хаджара уже знал, что и как надо сделать. Осталось только соединить его с телом.

Вихрь энергии вокруг Хаджара унялся. Это не было испытание силы, это было испытание духа. В сражении принимают участие не только мышцы и тело, и Хаджару уже стоило бы это понять.

Травес взмахнул рукой, развеивая предыдущие мишени и создавая новые.

На этот раз вызванный стойкой “Падающего листа” туманный серп был еще более незримым и эфемерным. Он легко миновал первые четыре преграды, задержался на пятой, но так и не дошел до шестой…

— Слишком резкие движения, ученик. Успокой сердце. Отпусти себя так же, как отпускает падающий лист. Забудь о времени и пространстве. Смотри не на то, что разделяет тебя и твою цель, а на то, что объединяет.

И вновь слова, суть которых укрывалась от Хаджара.

Следующие часы, дни, а может, и недели слились в единую череду бесконечных попыток сделать правильный удар. Каждый раз, получая наставления от Травеса, Хаджар слегка улучшал свою технику. Пусть он и не понимал всей полноты их смысла, но тем не менее мог ухватиться за грань мистерии.

Наконец, когда туманный серп стал практически полностью невидимым, Хаджар смог одним легким взмахом рассечь девять столбов.

Уставший, едва держащийся на “ногах”, он рухнул в траву.

— Неплохо, да, учитель? — с одышкой спросил Хаджар.

Вместо ответа Травес лишь взмахнул палкой. Сперва Хаджар не понял, что произошло. А затем с легким скрежетом на несколько частей развалился двадцатый столб. И может быть, в этом не было ничего удивительного, если бы не предыдущие девятнадцать.

На них так и не появилось ни единой царапины.

— Ты еще далек от “неплохо”, мой ученик.

Хаджар не успел выругаться.

Он осознал себя сидящим около потухшего костра. На востоке поднималось солнце, окрашивая небо в золотые и багровые цвета. В тюрбане мирно посапывала миниатюрная Азрея, позади начинали просыпаться Мертвые Горы. Люди спешили занять лучшие места вокруг местной “арены”, чтобы запечатлеть сражение их лучшего воина и чужака.

Хаджар поднялся и размял затекшие конечности. Почему-то, несмотря на ветер и песчаную пыль, после этой ночи ему стало еще чуть легче дышать.

— Северянин? — прозвучал знакомый голос.

Из тени вынырнул Эйнен. Он какое-то время разглядывал Хаджара так, будто впервые видел.

— Что? — не выдержал Хаджар.

— Ты изменился, Северянин. Вернее — что-то в тебе изменилось.

Вместо ответа Хаджар лишь пожал плечами.

— Да, ты прав — это неважно, — кивнул Эйнен. — Я пришел, чтобы предупредить тебя. Бедуины выставят истинного адепта.

— Небесный солдат, да, — протянул Хаджар. — Давно не скрещивал с ними клинков.

Оставив слегка ошарашенного островитянина за спиной, Хаджар поправил меч на поясе и пошел в сторону ждущей его битвы.

Глава 285

Вдвоем Хаджар и Эйнен отправились к арене бедуинов. Ристалище, специально обнесенное высоким частоколом (из белых костей разных тварей), уже было окружено толпами бедуинов. Они сидели на вырезанных из “скал” длинных полукруглых рядах амфитеатров. Кто-то взгромоздился на сами горы. Отцы поднимали детей на свои плечи, а матери указывали дочерям на стоявшего в центре песчаного круга бойца.

Народ приветствовал своего лучшего воина. Ну или одного из лучших. Тот принимал почести с каменным лицом. Его ноги и предплечья были закрыты составными легкими железными доспехами. На груди никакой защиты не имелось. Кроме разве что широких кожаных ремней, скреплявших наплечники и массивный пояс.

В руках он держал некое подобие метательного оружия. На каждом —