— Дыши спокойно, мой ученик. Отпусти свой дух на волю через свое дыхание. Дай ему столь вожделенной им свободы. Оторви свои мысли от земли, неба и времени. Позволь им войти в Реку Мира и остаться там. Прикоснуться к началу и концу.

Хаджар не понимал большей части слов Травеса. Все, что он мог делать — ровно дышать, стараясь успокоить разум и сердце. Вдох за выдохом, у него постепенно получалось это сделать. И уже в этом, иллюзорном мире, он ощущал, как погружается куда-то далеко и глубоко.

Он не падал и не летел. Просто плыл среди мириад осколков далеких и покрытых серыми тенями картин. Он старался задерживать внимание на этих отрывках памяти Травеса, но каждый раз, стоило ему попытаться запечатлеть в собственной памяти эти картины, поток становился сильнее. Он уносил Хаджара все дальше и все глубже.

Осколков становилось все меньше. Паутина на них все толще. А потом из тьмы вынырнул осколок столь яркий, что Хаджару пришлось на мгновение “зажмуриться”. Когда же снова смог “видеть”, то осознал себя сидящим на камне на вершине огромной скалы. И когда человек, прошедший через горы Балиума и Лидуса говорит “огромной”, это значит, что до ближайших облаков пришлось бы падать по меньшей мере минуты три.

Хаджар… вернее — Травес, сидел в позе лотоса и смотрел на пик соседней скалы. На нем росло небольшое, кривое деревце. Оно было сухим и старым. Таким же, как и горы вокруг. И каждую секунду с этого дерева срывались листья, чтобы улететь в потоке никогда не замирающего ветра.

Это чудо создавало иллюзию бесконечного оранжевого шлейфа, тянущегося от дерева вплоть до самого горизонта. Эдакий золотой мост, соединяющий солнце и скалы.

Травес (Хаджар) смотрел на это дерево и думал о своем. О том, как давно он уже бороздил просторы бескрайнего мира, пытаясь отыскать в нем нечто, что его манило и звало. Пытался унять этот бесконечный зуд внутри груди, где пылало сердце Хозяина Небес.

Он предавался воспоминаниям, суть которых была сокрыта от Хаджара. И пока Травес думал о своем, Хаджар и сам погрузился в омут памяти. Он смотрел на эти листья и видел в них тени минувших дней.

Наверное, в какой-то степени он и сам был как это дерево. Подставлял лицо встречному ветру будущего, позволяя тому унести старое назад — в прошлое. Но существовало ли в действительности это самое “прошлое” или “будущее”?

Хаджар видел перед собой длинный шлейф листьев. Среди них на ветру танцевали те, что лишь мгновение назад сорвались с ветки, позволяя вырасти на их месте новым. Но были и те, что уже больше века кружили среди пустынной лазури. Но то, что они так давно сорвались с дерева, делало ли это их чужими, иными для самого дерева?

Разве не помнило оно каждый лист? Разве не заботливо оно напитывало его соками, с таким трудом добытыми из скалы, пронизанной его могучими корнями? И какая разница, сколько времени прошло с момента, как сорвался лист? Для дерева этого времени не существует. Для него, как бы далеко этот лист ни находился — он всегда будет здесь, всегда будет рядом.

Воспоминания не имеют ни времени, ни пространства. Отпуская их, ты вовсе ничего не теряешь. Ты лишь даешь возможность вырасти новым… чтобы впоследствии отпустить и их.

Совсем как дерево…

Хаджар открыл глаза.

Они с Травесом стояли друг напротив друга среди высокой травы. Дул спокойный ветер.

— Чтобы ни происходило в твоей жизни, мой ученик, — Хаджар не знал, говорит ли с ним ветер и трава, или это шепот дракона, — главное — не забывай дышать. Просто дыши.

Хаджар кивнул.

— А теперь посмотрим, чему ты смог научиться.

Травес взмахнул рукой, и перед ними из земли выросла длинная вереница каменных столбов.

Глава 284

Хаджар обнажил меч. Знания о стойке “Падающего листа” появились в его голове сами собой. Он знал, как именно ему нужно использовать накопленную в теле энергию мира. Куда ее направить, как соединить с энергией ветра. Но, как и сказал Травес, если бы не это воспоминание и не последующее за ним понимание, то Хаджар никогда не смог бы применить эту стойку.

— Я соединил мои мысли с твоими, мой ученик, — объяснял человек-дракон. — Я позволил тебе плыть на грани вдохновения, которое я копил в течение полутора веков. То, что в результате получилось, кажется тебе глубинным знанием, но это лишь взгляд на идущие по озерной глади круги от брошенного внутрь камня. Не возгордись, мой ученик, ибо перед тобой лежит длинный путь. И ты пока еще не достоин, чтобы узнать мою цену за данное тебе сердце. А теперь покажи мне, Хаджар, покажи то, почему я выбрал тебя. Докажи, что я не просто так отдал свое подобие жизни ради тебя.

Хаджар взял меч и посмотрел на грань лезвия. В ней он видел свое отражение. За эти годы его лицо почти не изменилось. Разве что появилось несколько шрамов на правой скуле. Почти незаметных, если не приглядываться. А еще изменились глаза. Они выглядели как-то… иначе. Более живыми, но в то же время такими же неподвижными, как та самая озерная гладь.

Меч отражал суть Хаджара лучше, чем любое зеркало.

Он всегда был рядом с ним. С самого детства. Единственное, на что мог положиться и рассчитывать Хаджар — его меч. Но какая для него была разница, где находился его меч — в руке или сердце.

И вообще — действительно лежал ли этот меч у него в руках. Ведь на самом деле Хаджар в данный момент сидел среди бескрайних песков пустыни. Все же, что происходило в его сознании, было не более чем воображением. Магией и воображением.

Хаджар посмотрел на стоявшие перед ним столбы. Если он не отделяет от себя отринутые воспоминания, если дерево, с которого ветер срывает листья, на самом деле их не отбрасывает, то, может, и нанесенный мечом удар точно так же — всегда остается на его режущей кромке. И каждая жизнь, оборванная оружием, точно так же остается на этой кромке.

Ничто в этом мире не отделимо. И любое действие есть продолжение предыдущего.

Как если бы мир танцевал вокруг тебя, пытаясь забрать с собой в бесконечный пляс, а ты постоянно пытался