–Но куда девается Шарль?– спросил Дими.

–Обе личины, Гвидо иШарля, не лишены недостатков. Гвидо не может оставаться в гостинице, аШарль рискует, что его маскарад разгадают.

–Или смажут ему грим пощечиной,– заметил Димитрий.

Хивел спросил:

–Синьорина, на каком расстоянии второпях нанесенный грим сохраняет свою убедительность? Нет, плохой вопрос. Как быстро он потечет или смажется?

–Зависит от того, какой именно грим, и от обстоятельств,– очень спокойно ответила Катарина.– Наверное, через несколько часов.

–Но если загримированному предстоит обильная трапеза?

–Еда на сцене – проклятие гримера.

–Или ванна?

–Грим, разумеется, придется наносить снова.

–Допустим, волосы выкрашены шафраном. Если зачесать их наверх в греческом стиле, позволит ли это сохранить их цвет при купанье?

Рикарди проговорила вкрадчиво:

–Уж конечно, профессор Платон, вы не думаете, что я настолько хорошая актриса.

Все рассмеялись.

–Не думаю, синьорина. Вас бы не заинтересовало содержимое сумки мессера Фальконе. Вы вместе ехали в карете, он вами пленился и удовлетворил бы ваше случайное любопытство, хотя, конечно, и не показал бы вам, что в сумке. Однако Агент на такое рассчитывать не мог. Он вновь стал собой, чтобы подобраться поближе к сумке, так что бедному Гвидо пришлось все-таки спать на конюшне. Безусловно, за это Гвидо потребовал дополнительного вознаграждения. Однако не в деньгах – он не смог бы потратить их, не вызывая подозрения. Однако ему приглянулось кое-что в вещах Агента. А как иначе человек в латаном-перелатаном балахоне и деревянных башмаках мог в час смерти оказаться владельцем превосходных чулок?

Делла Роббиа сказал:

–Вампиру вы алиби уже обеспечили, и дама вне подозрений. Так что, сдается, это меня вы пытаетесь повесить на моих чулках.

–Повешен Ноттесиньор,– сказал Хивел,– но на вашей веревке. И вшее гонца было ваше перо.– Он сделал паузу.– Все банкиры Медичи – агенты… шпионы… в той или иной степени.

–Что ж,– сказал делла Роббиа.– Виновен.

–Вы признаетесь в убийстве,– без всякого удивления произнес Хивел.

–Добровольно. А что мне скрывать? Вы помните, кем был Фальконе? Гонцом Лодовико Сфорцы, а значит, Византийской империи. Есть ли в этой комнате, в этой гостинице, во всей несчастной загубленной земле, что прежде была Италией, хоть кто-нибудь, кто любит византийцев?

Хивел ответил спокойно:

–Один из нас ненавидит их очень сильно.

Грегор плотно зажмурился, снял очки, подышал на стекла, протер их и надел обратно. Димитрий смотрел на костяшки пальцев.

Хивел сказал:

–Гонец не рассчитывает на защиту жезла, поэтому запирает дверь, а поскольку замок можно вскрыть, еще и задвигает засов. Однако Клаудио Фальконе кому-то открыл. Уж точно не агенту Медичи. И никому из нас. За исключением дамы.

–Да,– сказала Катарина,– он чуть не сорвал дверь с петель, когда услышал мой голос.

–Что ж, признаем за ним эту человеческую черту, пусть даже он был наймитом Империи,– философски заметил Хивел.– Однако мы вновь забыли бродячего колдуна Гвидо. Прежде чем мы забудем его окончательно, задумаемся: должна была быть причина его убить. Почему вы его убили, агент делла Роббиа?

–Он знал, что я убил византийского гонца, и угрожал выдать меня Империи. А я еще должен исполнить свою миссию.

–Я не верю ни в то ни в другое,– сказал Хивел.– Зачем ему было вам угрожать, когда он мог просто на вас донести? Уж точно вы не заплатили бы ему больше имперцев, и он понимал, что вы можете его убить и убьете. Нет. Томмази что-то знал, это правда, но это что-то представляло для вас угрозу здесь и сейчас.

Хивел встал, побарабанил пальцами по лестничным перилам и шагнул кКатарине.

–Сударыня, рассказали ли вы Клаудио Фальконе, что на самом деле вы дотторина Цинтия Риччи, личный врач Медичи?

Она мрачно улыбнулась:

–Она настолько знаменита?

–Семейство хорошо известно во врачебных школах. А шелк alessandro, из которого сшито ваше платье, куда лучше подходит к вашему природному цвету волос.

Цинтия сказала:

–Вы куда наблюдательнее, чем византиец. Нет, я ничего ему не говорила, и он не догадался.

–Значит, византийцев и безымянных колдунов убивать можно?– с внезапной яростью проговорил Хивел.

Наступило молчание.

Затем Хивел продолжил прежним тоном:

–Полагаю, он догадался, дотторина Риччи. Но слишком поздно. Если бы он узнал вас в карете, то был бы сейчас жив. А теперь чрезвычайно важный вопрос: вы сделали надрезы на теле Фальконе или дали мессеру Антонио указания, где их нанести?

Цинтия глянула на Хивела, на делла Роббиа, смущенно покосилась на Грегора.

–Я…

Делла Роббиа сказал:

–Я изучил надрезы по книге из гостиничной библиотеки.

–Тут нет такой книги,– сказал Хивел.– В гостинице есть лишь одна медицинская книга – трактат о подагре докторов Витторио иЦинтии Риччи. Их портреты помещены на фронтисписе.

Цинтия посмотрела на делла Роббиа. Тот сказал мягко:

–Нет надобности ничего им отвечать. Они ничего не докажут и не могут вершить суд…

Хивел приложил пальцы к запястью Цинтии. Его рука не напряглась, но пальцы ощупывали. Цинтия вскинула голову, ее глаза расширились.

–Нет! Не смейте!

–Она ничего не делала,– со злостью проговорил делла Роббиа.

Димитрий привстал со стула, и даже трактирщик шагнул вперед. Грегор стоял неподвижно, его глаза скрывались за темными очками.

–Я только сказала ему, что делать,– убитым голосом выговорила Цинтия.– И постучала мерзавцу в дверь. Это вы хотели знать? Это вы хотели знать?

Хивел стоял очень прямо, пот бежал по его лицу. Потом он пошатнулся, убрал руку с запястья Цинтии и рухнул на стул, часто дыша. Грегор налил стаканчик бренди и протянул Хивелу, тот выпил. Цинтия согнулась в кресле, зажимая ладонями правый глаз.

Хивел сунул руку в поясную сумку, извлек эмалевое кольцо с шестью красными palle и протянул вперед на ладони.

–Когда-нибудь видели такое?

Делла Роббиа сказал:

–Это мое. Как оно к вам…

Он потянулся к кольцу.

Хивел протянул кольцо ему.

–Прежде чем вы его наденете, разрешите предупредить, что я наложил на него заклятие. Если кольцо наденет кто-нибудь, кроме владельца, оно сузится и пережмет палец.

Делла Роббиа глянул на кольцо.