что вы об этом скажете? Я имею в виду способность выслеживать, — краснобайствовал психиатр. — Этот талант у вас либо есть, либо его просто нет. И проявляются такие способности довольно рано. ТоЛько-только закончив университет, я столкнулся с одним занятным пациентом. Он страдал депрессией. Несчастный утверждал, что постоянно слышит в ухе щелчки. И вот, после долгой беседы мне неожиданно пришла в голову идея. «А в каком именно ухе у вас щелкает?» — поинтересовался я. Он тут же ответил: «Всегда в левом». «А в правом никогда?» — не унимался я. «Нет, только в левом». «А можно, я послушаю?»— попросил я. «Пожалуйста», — согласился больной. Тогда я приложил к его уху свое и — поверите ли? — действительно услышал щелчки! И довольно громкие. Оказывается, молоточек у него в среднем ухе вечно соскальзывал и издавал эти злосчастные щелчки. Пришлось прибегнуть к помощи хирурга, и пациент сразу же почувствовал облегчение. А ведь он пролежал в психиатрическом отделении целых шесть лет. Именно эти щелчки и сводили его с ума — он сам себя считал психом, а отсюда и начиналась депрессия. Как только пациент понял, что щелчки ему не просто кажутся, что они реальны, он сразу же выздоровел.

— Да, просто потрясающе, — согласился Киндерман. — Ничего подобного я еще не слышал.

— Довольно часто я применяю и гипноз, — продолжал распинаться Темпл. — Хотя многие врачи не признают его, да и не верят в успех. И потом, гипноз считается в некоторых случаях даже опасным. Но взгляните на этих несчастных — неужели лучше оставить их в том положении, в каком они пребывают сейчас? Боже мой, да надо быть воистину изобретателем, чтобы облегчить их страдания! И всегда, помимо прочего, искать новые пути. Всегда. — Он тихо засмеялся. — Я тут еще кое-что вспомнил, — добавил Темпл. — Во времена студенчества мы проходили практику в гинекологическом отделении. И вот там я наткнулся на одну больную, женщину лет сорока, которая жаловалась на странные боли в половых органах. Я часто и подолгу беседовал с этой пациенткой, наблюдал за ней и пришел к выводу, что место ей не в гинекологическом отделении, а в сумасшедшем доме. Никаких гинекологических заболеваний у нее не обнаружили. Я был убежден, что она просто свихнулась. Я высказал свои соображения заведующему психиатрическим отделением, тот побеседовал с этой женщиной, но в конце концов заявил, что не согласен со мной. Тем не менее, время шло, и день за днем я все более убеждался, что наша подруга чокнутая. Но заведующий психиатрическим отделением и слышать о ней не хотел. И вот я решился. В один прекрасный день я улучил момент и вошел к ней в палату, прихватив с собой небольшую стремянку и резиновую простыню. Я запер дверь изнутри, накрыл женщину простыней до подбородка, вытащил свою дудку и от души помочился на кровать. Женщина не верила своим глазам. Тогда я спустился с лестницы, свернул клеенку и молча удалился, не забыв прихватить и стремянку. А потом начал выжидать. Буквально через день в столовой я наткнулся на молодого психиатра. Он пристально посмотрел на меня и заявил: «Послушайте, а ведь вы оказались правы насчет той женщины. Вы даже не представляете, что она тут понаплела медсестрам!»— Темпл с довольным видом откинулся на спинку кресла. — Да, иногда приходится многое придумывать. Очень многое.

— И для меня это был неплохой урок, доктор, — признался Киндерман. — В самом деле. Вы мне открыли глаза на кое-какие вещи. Знаете, многие врачи почему-то недолюбливают психиатров и в удобный момент не прочь покритиковать их.

— Идиоты, — буркнул Темпл.

— Между прочим, я сегодня обедал с одним из ваших коллег. Доктор Амфортас, невропатолог, может, слышали?

Психиатр прищурился:

— Уж Винс-то не преминул бы ущипнуть меня, это точно.

— Да нет же, — поспешил вступиться за своего нового знакомого Киндерман. — Ничего плохого о психиатрах он не говорил. Мы говорили совсем о другом.

— И что же?

— Он оказался очень симпатичным человеком. Кстати, вы не могли бы попросить кого-нибудь проводить меня до палаты Ласло? — Киндерман встал. — Мне необходимо осмотреть ее кровать.

Темпл поднялся с кресла и, свирепо взглянув на следователя, потушил сигару.

— Я сам вас провожу, — сердитым голосом предложил он.

— Нет-нет, ни в коем случае. Вы ведь чудовищно заняты. Я не могу быть таким навязчивым и отнимать у вас кучу времени. — Киндерман поднял руки, как бы умоляя Темпла остаться в кабинете.

— Какая ерунда, — возразил Темпл.

— Вы уверены?

— Это отделение — мое детище. И я по праву горжусь им. Пойдемте, я вам все покажу сам. — И он распахнул дверь.

— Это окончательное решение?

— Абсолютно.

Киндерман вышел в коридор. Темпл указал направо: — Вот сюда, пожалуйста. — И быстрым шагом устремился вдоль коридора. Киндерман едва поспевал за ним.

— И все же мне так неудобно, — наигранно сокрушался следователь.

— Лучше меня здесь никто ничего не покажет.

Отделение представляло собой настоящий лабиринт коридоров, перемежающихся небольшими холлами. По обеим сторонам этого лабиринта располагались многочисленные палаты, кое-где встречались конференц-залы и комнаты для персонала. Тут же находилась небольшая столовая и целый комплекс физиотерапии. Но настоящей гордостью отделения являлся, разумеется, зал отдыха с настольным теннисом и телевизором. Очутившись в этом помещении, психиатр указал на кучку больных, наблюдавших по телевизору какие-то спортивные соревнования. Большинство пациентов — люди пожилого возраста — уставились на экран в полном безразличии, словно не понимая, что там происходит. Все они были в пижамах, халатах и в одинаковых тапочках.

— Здесь-то и разыгрываются настоящие сражения, — сообщил Темпл. — С утра до вечера бедолаги с пеной у рта обсуждают, какую именно программу смотреть. А медсестра выступает в роли арбитра. Собственно, в этом и заключается вся ее работа.

— Похоже, они сейчас довольны своим выбором, — заметил Киндерман.

— Погодите. Я вам кое-что о них расскажу. Вон там, например, видите? Очень интересный пациент, — шепнул Темпл, указывая на одного из мужчин, внимательно следящих за происходящим на экране. На голове у больного была бейсбольная кепка. — Он страдает кастрофренией, — пояснил Темпл. — Считает, что враги высасывают у него из головы мысли. Не знаю. Может, в этом и на самом деле что-то есть. А вон там, позади него, стоит Лэнг. Когда-то он считался неплохим химиком, но внезапно начал слышать голоса на чистых магнитофонных лентах. Это были голоса умерших. Они отвечали ему на любые вопросы. В свое время он где-то раздобыл книгу, вот с этого-то все и началось.

«Почему мне это кажется таким знакомым?» — удивился вдруг Киндерман. Ему стало не по себе.

— Ну, а потом он стал слышать голоса и в