class="p1">Киндерман уставился в пол и покачал головой.

— И что же это означает? — поинтересовался Темпл.

— Нет-нет, ровным счетом ничего.

— Ну уж меня-то вы не проведете, — запротестовал Темпл. — У вас какие-то проблемы?

Киндерман поднял взгляд и уловил злобный огонек в глазах психиатра.

— Просто мне всегда было жаль бихевиористов, доктор. Они ведь никогда не поблагодарят соседа по столику: «Спасибо, что передали мне горчицу».

Психиатр стиснул зубы и процедил:

— Так когда вернется Ласло?

— Сегодня вечером. Я позабочусь об этом.

— Хорошо. Просто великолепно. — Темпл толкнул стеклянную дверь. — Мы еще увидимся, лейтенант, — произнес он и скрылся в коридоре.

Киндерман некоторое время постоял, прислушиваясь к звуку быстро удаляющихся шагов, и когда они стихли, неожиданно для самого себя испытал облегчение. Тяжело вздохнув, он почувствовал, будто все же забыл кое-что. Рука его нащупала оттопыривающийся карман, — там лежали книги, купленные для Дайера. Следователь повернулся и быстро зашагал прочь.

Когда Киндерман заглянул в палату, Дайер по- прежнему лежал на кровати и читал.

— Ну, как же ты долго шлялся, — пожаловался он. — Мне тут уже несколько раз переливали кровь.

Киндерман подошел к кровати и выгрузил книги прямо на живот Дайера.

— Вот все, что ты заказывал, — доложил он. — «Жизнь Моне» и «Беседы с Вольфгангом Паули». Знаете ли вы, святой отец, за что распяли Христа? Он тоже прятал эти книжонки, боясь, что другие их обнаружат.

— Ну, не будьте таким снобом.

— Да, святой отец, а вы слыхали о иезуитской миссии в Индии? Может, и для вас там найдется работенка? И мухи там не такие уж и злые, как люди судачат. А очень даже милые — всех цветов радуги. Кстати, «Угрызения совести» уже перевели на хинди и все, к чему вы так привыкли, вам будут сразу же непременно доставлять первым рейсом. А еще там можно приобрести сразу несколько миллионов экземпляров «Камы Сутры».

— Это я уже проштудировал.

— Я и не сомневался. — Киндерман подошел к краю кровати, где лежала медицинская карта Дайера и, пробежав ее глазами, положил на место.

— Вы уж простите меня, если я прекращу нашу милую мистическую беседу. Эстетика в непомерных количествах вызывает у меня страшную головную боль. Кроме того, в соседних палатах меня ждут еще два священника: Джо ди Маджо и Джимми Криик. Посему я оставляю вас.

— Оставляйте.

— А к чему такая спешка?

— Я хочу вернуться к «Угрызениям».

Киндерман повернулся и направился к выходу.

— Разве я что-то не так сказал? — забеспокоился Дайер.

— Мать Индия зовет нас к себе, святой отец.

Киндерман вышел из палаты. Как только он скрылся из виду, Дайер, глядя в открытую дверь, улыбнулся.

— Прощай, Билл, — тихо проговорил он и снова углубился в чтение.

Вернувшись в участок, Киндерман миновал шумную приемную, вошел в свой кабинет и плотно прикрыл дверь. Аткинс уже ждал его, прислонившись к холодной стене. На сержанте поверх синих джинсов и теплой водолазки была наброшена блестящая черная кожаная куртка.

— Мы погружаемся слишком глубоко, капитан Немо, — посетовал Киндерман, грустно глядя в глаза своему помощнику. — Корпус может не выдержать такого давления. — Он не спеша подошел к столу. — То же самое и с моей обшивкой. Аткинс, о чем ты все время думаешь? Довольно «Двенадцатую ночь» гонят не здесь, а в кинотеатре напротив. А это еще что такое? — Следователь нагнулся и, взяв со стола два рисунка, посмотрел на них, а потом исподлобья взглянул на Аткинса. — И это что, подозреваемые? — раздраженно вскинулся он.

— Никто в точности не запомнил их, — попытался оправдаться Аткинс.

— Сам вижу. Старик смахивает скорее на сушеный плод авокадо. А второй меня просто сбивает с толку. Разве у него были усы? Что-то я не припомню, чтобы в церкви мне хоть кто-нибудь обмолвился об усах.

— Это мисс Вольп вспомнила.

— Мисс Вольп… — Киндерман бросил рисунки на стол и устало потер рукой лицо. — Мисс Вольп, познакомьтесь, это Джулия Фебрэ.

— Мне надо вам кое-что сообщить, лейтенант.

— Только не сейчас. Неужели ты не видишь, что я готовлюсь к смерти? А ведь это требует от человека полной сосредоточенности и абсолютного внимания. — Киндерман тяжело опустился в кресло и уставился на рисунки. — Вот Шерлоку Холмсу было намного легче, — заворчал он. — Ему ведь не подсовывали таких портретов собаки Баскервилей. И уж, конечно, мисс Вольп не идет ни в какое сравнение с Мориарти[14]

— Пришло дело о «Близнеце».

— Я знаю. Вот оно передо мной на столе. Ну что, Немо, мы понемногу всплываем на поверхность? По- моему, видимость слегка улучшается.

— Лейтенант, есть новости.

— Не забудь о них. А вот у меня сегодня выдался чудеснейший денек в Джорджтаунской больнице. Неужели тебе не интересно?

— Что же там произошло?

— Пожалуй, я еще не готов к обсуждению. Тем не менее, горю желанием узнать, что ты думаешь по этому поводу. Хотя пока это только теория. Понимаешь? Просто некоторые факты. Известный психиатр, занимающий в больнице видное место, скажем, заведующий целым отделением, делает зачем-то откровенно неуклюжую попытку выгородить одного из своих коллег, скажем, невропатолога, работающего над проблемами боли. Так вот, когда я спрашиваю психиатра, не напоминает ли ему определенный почерк руку одного из его коллег, он вдруг начинает притворяться. Психиатр целый час буравит меня взглядом, а затем очень четко и громко произносит слово «нет». И я, как опытная лиса, тут же делаю вывод, что между ними уже давно кошка пробежала. Может быть, я и ошибаюсь, но почему-то уверен. Ну, и какое же умозаключение можно вывести из всего сказанного, Аткинс?

— Несомненно, психиатр хочет подставить невропатолога, но боится сделать это открыто.

— А почему, Аткинс? — выпытывал следователь. — Не забывай, ведь своим «нет» он вводит следствие в заблуждение.

— Вероятно, он чует за собой вину. Может быть, он и сам впутан в какую-то историю. Однако, если он кого-то и покрывает, то его самого уж никак не заподозришь.

— Да, хитрая бестия. Но я с тобой вполне согласен. Однако должен сообщить и кое-что более важное. В городе Белтсвилл, штат Мэриленд, существовала когда-то больница для пациентов, умирающих от рака. Врачи назначали безнадежным больным большие дозы ЛСД. Хуже ведь от этого уже не стало бы. Верно? Наркотик снимает боль. Однако странное дело: все пациенты, независимо от своего прошлого и религиозных убеждений, переживали одни и те же невероятные ощущения. Будто сквозь бесчисленные слои грязи, помоев, нечистот и прочей гадости они проникают в самые недра земли. Так вот, в короткие мгновения несчастные чувствуют себя частью этой мерзости, сливаясь и растворяясь в ней. И вдруг направление резко меняется. Они внезапно взлетают и