нечто такое, от чего кровь наэлектризовывалась и стегала по оголенным нервам. Всё то, что происходило с ним в Керчи, сейчас выглядело совсем иначе в его же глазах. И о своих страданиях он мог рассуждать уже с некоторой иронией.

Если теперь Ларик и убегал по ночам, то уж по «дежурной нуждишке» больше, а совсем не из-за священной мести.

И вот в это самое время, когда в жизни Ларика потихоньку всё как-то устаканивалось, однажды поздним октябрьским вечером к ним пришел в гости легендарный Воротов. Этому мужику с такой фамилией и клички не надо было. Его все звали просто Ворот, или Леон. Имя у него было такое. Леон. Леонард, если совсем точно. Молодежь его цитировала, мужики завидовали. Легендарным Ворот был потому, что что он умел, якобы, ругаться небоскребным отборным матом и, якобы, умел фантастически ублажать женщин. Об этом глухо ходили легенды, во «вдовьем тупике» (так назывался «аппендицит» села, расположенный на отлете от основного поселения через мост, и жили там как на подбор, почти исключительно одиночки: вдовы, старые девы, соломенные вдовы — и прочие другие статистически одинокие женщины) и ни у одной Ворот не оставил животворного следа, доказательств никаких не было. Он жил в селе совсем недавно, пару-тройку лет, и довольно замкнуто, у него было всего два приятеля: Окороков и Ребрышкин. Вместе их звали «суповым набором», на что эти, взрослые уже, мужики не обижались и держались друг за друга крепко и в питии, и вообще по жизни. И жили в доме рядом с Воротом. Дома их были самыми дальними по улице, стояли на отдалении, выделяясь красивым внешним видом, белёными заборами палисадников и резными старинными наличниками. Далеко заполночь в окнах дома Леона горел свет. По деревне шептали, что Ворот «сидит, пишет там что-то», но точно никто ничего не знал о нём.

Ворот пришел к Ларику исключительно потому, что кроме всех прочих достоинств, Ворот обладал ещё одним достоинством, высоко поднимающим в глазах женщин его планку в котировке мужиков. С некоторых пор он стал заведующим сельским клубом села Берлуши, совхоза «Пыталовский» — местной интеллигенцией от культуры. Правда, заведовал он им совсем недавно, с полгода. Вообще было непонятно, за каким чертом этот красивый, и явно не простачок, мужик приехал в эту глухомань. Ходили слухи, что он и раньше вроде здесь живал, мать вроде похоронил недавно, сестру, но точно опять же никто ничего из молодых не знал, а старики и не помнили.

Ворот заведовал клубом, в котором были: фойе с отгороженной раздевалкой (с набитыми на стену вешалками с крючками, и просто с гвоздями «сотка» — для одежды);зал на двести посадочных мест. Если ряды сидений стояли посередине, то это был зал для просмотра фильмов или концертов сельской самодеятельности на сцене (метровом возвышением над уровнем пола). Если сиденья растаскивали и ставили вдоль стен, то это был зал для танцев; кроме того здесь были: помещение для переодевания актёров и участников, артистическая уборная, так сказать; три больших комнаты для кружковой работы на втором этаже; небольшая сельская библиотека с до дыр зачитанными, рассыпающимися книгами; и кабинет для себя любимого.

Администрация совхоза и помещение клуба соединялись между собой коридором, и важные приезжающие гости заходили в клуб для общения с общественностью не с улицы, а уже респектабельно раздетыми. Короче говоря, заведующий клубом — это была Должность в совхозе «Пыталовский».

Не просто так Ворот пришел на чаёк. В областном комитете культуры началась очередная кампания по продвижению культуры в массы. На одном ответственном заседании было решено везде, где есть клубы, срочным образом организовать хоры и оркестры, или, по крайней мере, аккомпаниатора для хора выписать, найти руководителей-дирижеров для музыкальных оркестров и хоров. Для этого нашли деньги из скудного областного бюджета огромной промышленной области-донора, чтобы в каждом клубе, стоящем на балансе, в кратчайшие сроки были созданы музыкально- хоровые коллективы.

Вот так: всё найти и создать в кратчайшие сроки и ни днём позже, чтобы к празднованию столетнего юбилея великого вождя, (это событие было самой ответственной датой страны в наступающем году) уже можно было провести смотр-конкурс и выбрать победителя. И наградить, как и положено: вымпелом, упоминанием в районной газете, и премией всем причастным руководителям и начальству. Участникам — новые концертные костюмы, по коробке дефицитных шоколадных конфет и палке копченой колбасы к праздничному столу.

Ларика Воротов Леон Сергеевич видел не раз на танцах, но знаком близко не был, хотя слышал о его талантах, что хорошо поёт, мол, парень и вообще на любом инструменте играть может.

В подпитии, отдавшись тоске и безысходности, Ларик и вправду иногда взрыдывал, аккомпанируя себе на гармошке, или на гитаре, что в деревне было тогда ещё редкостью. Но у Ленки Подкорытовой была гитара с голубым атласным бантом на грифе. Отчасти именно гитара часто привлекла Ларика в её дом.

Воротов Леонард Сергеевич недаром покорял женские сердца. На взгляд сельских красавиц он был просто шикарен, «как артист». Зимой ратиновое серое пальто, на голове «гоголь» из темной коричневой цигейки с отворотами, такие тогда члены Политбюро носили, только из каракуля. На ногах чешские ботинки на меху, что вообще спокойному описанию не поддавалось, и замшевые перчатки на руках. А на шее был намотан серый пушистый шарф крупной вязки, только входившей в моду, и поэтому сомнений в его принадлежности к «определенным слоям» совсем ни у кого не оставалось. Как умудрялся Ворот быть таким пижоном здесь, в этом медвежьем углу, было никому неведомо. Но он умудрялся.

— Здравствуйте, в гости пустите? — Ворот стоял на пороге во всём своём великолепии.

В те времена заранее не предупреждали, что в гости придут. Просто брали и приходили, в дверь стучали, конечно.

— Заходи, милок. Что ж не пустить, коли ты с добром пожаловал? — бабушка Пелагея, обмахнув для приличия фартуком стул, поставила его ближе к гостю.

— Да мне бы с Илларионом вашим поговорить о деле, — Леон стащил шапку с головы и тщательно вытер ноги о половик у порога.

— Сейчас позову. У себя он в кабинете сидит, — Пелагея открыла дверь, — к тебе Ларивоша пришли. Из клуба, кажись. Надо чего-то.

— Привет, — выйдя в светлую кухню, Ларик прищурился от света и протянул гостю руку.

— Привет, Ларион. Дело у меня к тебе есть на сто рублей.

— На сто? Ну, пойдём ко мне, поговорим, — Ларик распахнул перед гостем дверь в «кабинет», освещенный только тусклой лампадкой.

— У тебя тут, как в келье, — пошутил Ворот, дожидаясь, пока Ларик включит свет.

— Да.