сказал, придумав удобный предлог для общения с царевной. — Ксеньюшка, не откажи в содействии. Дьяк-толмач Епифанов куда-то запропастился, а мне доставили срочную депешу от поляков, которую нужно тут же прочесть и ответить. Слышал я, что ты многие иноземные речи разумеешь, то не откажи в милости, прочти.

— Если сумею прочесть, то прочитаю, — улыбнулась ему Ксения. У нее отлегло от сердца, едва она поняла, что ее жениху ничто не угрожает и появилась готовность услужить другу Петра Басманова. Она развернула свиток, и Отрепьев весь обратился в слух и зрение, желая не только получить сведения, изложенные в письме, но и насладиться красотой прекрасной чтицы.

— Великому государю Дмитрию Иоанновичу, Божиею милостию Императору Всея России, Великому Князю Московскому, Дмитровскому, Углицкому, Городецкому и прочая, и прочая, и прочая и иных многих Государств Татарских Орд, Московской Монархии подвластных, — медленно прочитала Ксения, сразу переводя написанное с польского на русский, и запнулась.

Чуткое ухо Самозванца сразу уловило замешательство девушки, и он быстро спросил:

— Что-то не так, царевнушка?

— Неправильно ваш титул составлен в письме, великий государь, — нерешительно объяснила ему Ксения. — Дмитровское княжество перестало существовать двести лет назад, а Городецкое — спустя один век после него, их названия писари больше не вставляют в царских указах и государственных грамотах. В титуле московских государей обычно на втором месте упоминается Владимирское великое княжение, тут же его нет.

— Это дьяк Епифанов напортачил, неверные послания иноземным государям отписал! — в досаде воскликнул Самозванец и погрозил в воздухе кулаком. — Как вернется он собака, протрезвев, из кабака, то тут же отведает моего кнута!

— Великий государь, завтра Покров, грех бить не только людей, но и скотину! Простите виновного ради святого праздника Пресвятой Богородицы, — испугавшись, сказала своему собеседнику Ксения.

— Ладно, царевнушка, не трону дьяка вплоть до новой его вины, — тут же пошел на попятную Отрепьев.

Ксения успокоилась за судьбу Епифанова и продолжила чтение:

— Судьбы Всевышнего сокровенны и непостижимы разуму человеческому. Что с ними может случиться, то прежде век уже определен от святого Его величия. И ныне над Вами страшный суд по соизволению Его совершился, ибо как великое наказание определил Вам, за грехи ли предков Ваших, или за Ваши бесчисленные, допустив оставить наследное Ваше Государство и скитаться по чужим землям в крайнем бедствии и печали. Так и неизреченное милосердие над Вами ныне благоволил показать, не помянув беззаконий Ваших, поелику Вас от изменнических рук подданных ваших, от несказанных и неслыханных опасностей сам он Всемогущий избавил. Он, наведший прежде на Вас скорбь изгнанием из областей Ваших, по неисчерпаемому Своему благоутробию, возведя Вас паки на наследное Царство Ваше, приводя в бессилие и слабость изменников Ваших и поборая по Вас всегда великою силою ратных, к Вам приклоняющихся, людей разных народов, толико Вас утешил. Объявляем, что Его Величество Король пришел наш и вся Речь Пополитая Польская суть Вам прибежищем и хотят Вам оказать пособие к получению наследных Ваших владений.

Есть у Вашей царской милости неприятели, которые распространяюсь о поведении Вашем худую молву. Хотя у более рассудительных людей эти слухи не имеют места, но я, отдавши Вашему величеству сердце и любя вас как сына, дарованного мне от Бога, прошу Ваше величество остерегаться всяких поводов.

Поелику известная царевна, Борисова дочь, близко вас находится, то благоволите, Ваше царское величество, вняв совету благоразумных с сей стороны людей, от себя её отдалить. Ведайте, Ваше царское величество, что люди самую малейшую в государях погрешность обыкновенно примечают и подозрение наводят.

Отправьте посольство в Краков, и там заочно свершим бракосочетание дочери моей, невесты Вашей, с Вашим представителем.

Желаем притом, дабы Господь Бог даровал, как наискорее увидеть любовь Вашу и всех Наших приятелей в добром здравии.

Ежи Мнишек, кравчий великий коронный, каштелян радомский, воевода сандомирский. Дана во владениях Наших, в Самборе, 7 октября 1605 года.

Едва Ксения закончила чтение послания польского магната, Григорий Отрепьев торжествующе воскликнул:

— А, зашевелился лысый черт, заволновался! Ксеньюшка, купился Мнишек на наше представление, отдает мне свою дочь, не настаивая на новых требованиях. Буду я теперь женатый человек, не хуже прочих!

— Так мне уже можно венчаться с Петром Федоровичем, великий государь? — спросила, в свою очередь облегченно вздыхая Ксения Годунова. В мыслях она порадовалась и тому, что вчера вечером закончила шить праздничную сорочку для Самозванца. Григорий Отрепьев однажды обмолвился при ней, что Марина Мнишек любит розы потому что сама такая же колючая и прекрасная, и Ксения вышила подол и рукава этими цветами, и как раз для его свадьбы с Мариной.

— Подожди, царевнушка, надо еще получить подтверждение твердости намерения Мнишека выдать замуж за меня свою дочь. Пусть второе письмо пришлет с просьбой об посольстве, — быстро ответил девушке Отрепьев, не желая ее отпускать от себя. Его кольнуло сожаление, что придется расстаться с дочерью Бориса Годунова после свадьбы с Мариной Мнишек. Затеянное им представление вдруг обернулось правдой, и он в самом деле влюбился в царевну, о которой раньше не мог мечтать, когда был жалким беглецом-расстригой. «Эх, если бы можно жениться на обеих — на Марине и Ксении! В мусульманство что ли мне перейти, и завести гарем из приглянувших мне девиц, — невольно подумал Самозванец, неотрывно смотря на царевну Ксению, на которую все не мог наглядеться. — Так сразу обе они не согласятся жить со мной, из двух зайчих нужно непременно одну выбрать — разом двух не поймаешь. Так какую же⁈».

Лучистый взгляд Ксении склонял сделать выбор в ее пользу, но сама она ни сном, ни духом не догадывалась о его намерении, непоколебимо веря в нерушимость его договора с Басмановым. Отрепьев в досаде подумал, что Ксении наверняка известно о его самозванстве и низкое происхождение может отвратить дочь царя Бориса, пусть даже и находящуюся в бедственном положении и полностью зависимую, от супружества с ним. Будет весьма затруднительно завоевать ее расположение, но тут Самозванцу пришла на помощь его находчивость, и он ласково попросил:

— Ксения Борисовна, прогуляйся-ка со мной по саду пока к вечерне не зазвонят.

— Хорошо, великий государь, — согласилась девушка, не видя причины отказать ему в этой просьбе.

Самозванец начал прохаживаться с царевной по садовым дорожкам Запасного дворца и вдохновенно излагать ей полуправду-полуложь о своем прошлом, которую ему подсказывала его неуемная фантазия.

— Должен повиниться перед тобой, царевнушка, покаяться — начал он свой рассказ с сокрушенным видом.