Цесаревич подступил ко мне так близко, что услышала биение сердца и ощутила чуть терпкий и такой дурманящий аромат его кожи.

– Нет…, – голова моя закружилась, а мысли отплясывали лихую польку, – я вспоминаю каждую минуту наших прогулок. Только…

– Вы принадлежите другому? – В голосе послышались грозные нотки.

– Нет. Я не смогу быть вашей любовнице, потому что когда-нибудь захочу большего. Понимаете?

Цесаревич подошёл и его руки, словно делали так тысячу раз, обвили талию:

– Не желаю отпускать вас.

Его губы буквально впились в мои поцелуем. Требовательным, властным и опьяняющим. Мы не могли оторваться друг от друга, словно на двоих было одно дыхание и от этого поцелуя зависела наша жизнь.

Сделав над собой усилие, отпрянула от принца:

– Ваше Высочество…

– Прошу тебя, Сашенька, просто Павел.

– Павел Михайлович, вам подвластно всё: если не в мире, то в этой стране. Не делайте из меня куклу для своих утех.

– Вы так поняли мой поступок? – Цесаревич отшатнулся, убрав от меня руки.

– Так всё будет, если не найду в себе силы уйти. А их не так много. Разрешите мне остаться просто доброй знакомой. И фрейлиной вашей невесты.

Павел прикрыл лицо рукой:

– Простите. Я не…

Дослушивать уже не стала и, нарушив все правила этикета, сбежала в зал. Перед глазами всё крутилось, как на дурной карусели. Едва соображая, добралась до кресла, что стояло за одной из колонн, и рухнула в него, пытаясь отдышаться.

Я всегда легко мирилась с тем, что Григорий женат. Однако тут. Мне и правда хотелось большего. Пусть скажут, что роль любовницы будущего императора не так уж и плоха, только поняла, что никогда и ни с кем не смогу его делить. Губы припухли, и до конца бала, затянувшегося просто бессовестно долго, приходилось прикрываться веером.

Немного придя в себя, отыскала порядком набравшегося Гуннара и, как только появилась возможность откланяться, сбежала вместе с Марией к себе.

– Что с тобой? – Тревожно осмотрела меня подруга, – барон обидел тебя?

– Нет. Извини, но не сегодня. Я так устала.

Мария понимающе кивнула и, пожелав доброй ночи, удалилась.

Рыдания душили. Впервые испытанные столь сильные эмоции рвались наружу. Дождавшись, пока Варя поможет мне раздеться, отослала её спать и зарылась лицом в подушку, беззвучно разрыдавшись.

Ближе к утру, когда слёзы иссякли, встала попить воды и умыться. За дверью послышался невнятный шум. Тихонько выглянула в коридор. Там возле спальни Марии стоял её сегодняшний кавалер, имени которого я и не удосужилась запомнить. Весь лоск слетел с него. Мужчина был пьян и настойчиво, но всё же стараясь не шуметь, пытался прорваться к девушке в комнату. За ним маячил силуэт Гуннара, что-то шептавшего по-датски и указывая в сторону моих покоев.

Эмоции захлестнули меня, я не таясь так распахнула дверь, что та, ударившись о стену, чуть не пришибла меня:

– А! Герои-любовнички явились!

Мужчины хлопали глазами. Видок у меня был ещё тот: красное, опухшее лицо, распахнутый, смятый халат и ночная рубашка.

– Я, – жалко икнул Гуннер.

Его подельник властно махнул рукой:

– Фрейлины нашей принцессы должны нас развлекать.

– Так иди сюда! Развлеку так, вовек не забудешь. Ломиться к семнадцатилетней девице!

– Я есть… , – длинный внезапно запамятовал русский.

– Ты есть козёл датский! – Взмахнув руками, зачерпнула чистого эфира, всю мощь направив на двух незадачливых донжуанов.

Мужиков смяло как куклы, они кубарем покатились по коридору, визжа будто поросята. На шум сбежались гвардейцы, испуганно таращась на меня.

– А вас где носит?! – Рявкнула я, – тут княжну пытаются обесчестить. Вояки хреновы!

Бочком солдаты приблизились к ухажёрам, подняли их на ноги и так быстро увели с моих глаз, что в коридоре засквозило.

Из спальни выбежала перепуганная Мария, бросившись ко мне:

– Саша!

Девушку трясло от испуга.

– А ты чего молчала? Орать надо так, чтобы стёкла во всём дворце звенели! Или ждала, пока они дверь вскроют?

– Нет! Что ты! – Отпрянула она от меня, – я…испугалась, а потом мы с горничной взяли подсвечники, думали, отобьёмся. А потом…ты.

– Ох, что-то вечер перестал быть томным, – после выплеска силы навалился откат, – иди спать, Машенька. Всё завтра.

Из комнаты выглянула перепуганная Варя и помогла добраться до кровати.

– Спасибо, Саша! – Вслед мне крикнула Мария.

Но я уже была на полпути в царство снов.

Глава 27

Солнечные зайчики настырно лезли мне в глаза, напоминая, что за окном день в разгаре. Я пыталась закутаться в одеяло, как в кокон, чтобы чуть подольше поспать.

– Ваше Сиятельство, госпожа, – тихонько тряхнула меня горничная за плечо, – просыпайтесь.

– Не-е-е-т, – залезла головой под подушку, – Варя, имей совесть, я заснула под утро.

– Вас ждут через час Его Величества, – девушка забрала подушку и затрясла сильнее.

Только это было не нужно, меня словно кипятком окатили:

– Почему? А-а-а. Вернее, за что? Покалечила этих козлов датских, что ли?

– Не знаю, – девушка подала мне халат, – времени мало, надо успеть одеться.

– Да, конечно.

Наскоро умывшись и нацепив первое попавшееся платье, присела за трюмо, горничная плела косу, чтобы уложить её в узел. Скромно и со вкусом, как говорится.

И тут я вспомнила про дежурство у Теодоры, ведь именно сегодня наступала моя очередь.

– Варенька, – простонала я, – что же ты раньше не разбудила. Ведь мне к принцессе нужно было.

– Приказали вас не тревожить, – девушка споро укладывала волосы.

– Кто?

– Его Высочество, Павел Михайлович. Он пришёл с главным из свиты принцессы, пастухом их, – Варя тихонько рассмеялась, – расспросил княжну Болтину Марию Васильевну и про бал, и как потом они к ней ворваться пытались. Долго ругался на гвардейцев и распорядился дать вам отдохнуть.

– М-да, спасибо ему. Пойду сейчас опухшая со сна, – я разглядывала себя в зеркало: глаза отекли, под ними круги залегли, нос раскраснелся от рыданий.

– Припудрим, подкрасим, – улыбнулась девушка.

В дверь постучали и в спальню, не дождавшись, когда откроют, вошла Маша:

– Извините, что вот так врываюсь. Александра Николаевна, Саша, прости меня, пожалуйста, – она молитвенно сложила руки.

– За что?

Варя закончила с причёской, подколола вуаль, и я села на софу, приглашаю Марию присоединиться.

– Тебя ведь Их Величества к себе вызывают. Отправят в отставку. И всё из-за меня, – княжна всхлипнула.

– Маша, не разводи сырость. Может, наградить меня хотят? – Подмигнула ей, хотя кошки на душе не то что скребли, рвали сердце в клочья.

– Как же, наградить, – губы её дрожали, – шепчутся фрейлины, что император в ярости. Переговоры опять расстроились. Эти двое из опочивален не выходят, всё доктора к ним бегают.

– И поделом. Раскаяния у меня ни на грамм. Не надо переживать. Выгонят, уеду