раскалывался на противостоящие группы. Поэтому для периода, о котором мы ведем речь, политической ролью Пленума тоже можно пренебречь. Реальной властью в экономике обладали Политическое бюро ЦК (то есть его верхушка – примерно полтора десятка человек) и тесно пересекающийся с ним Секретариат. Именно они определяли, будет ли хозяйственная система функционировать по-старому или необходимо провести какие-то реформы. Именно они решали, как тратить в целом государственные ресурсы – на военные нужды или на социальные. Именно они формировали аппарат сотрудников, непосредственно руководящих хозяйством. «Теоретически Центральный комитет избирает Политбюро, фактически же Политбюро избирает само себя» [Hammer 1986: 87]. В брежневскую эпоху оно представляло собой даже не группу персон, влияющих на советскую политику благодаря своим личным качествам, а скорее группу важнейших партийно-государственных постов. Лица, занимавшие эти посты, в силу своей должности имели право претендовать на то, чтобы стать членами или хотя бы кандидатами в члены политбюро [White 1988: 271].

Брежнев являлся в этой структуре скорее первым среди равных, нежели абсолютным диктатором. «Политбюро представляло собой олигархию, которой генеральный секретарь мог манипулировать, но которую он не мог ни запугивать, ни игнорировать» [McNeal 1975: 190–191]. Когда же Брежнев перестал нормально соображать из‑за своей тяжелой болезни, то потерял даже способность манипулирования партийной олигархией.

Членам политбюро требовалось соблюдать равновесие сил, хотя среди них имелись, бесспорно, более и менее влиятельные персоны. Четкая иерархия не была прописана, поэтому вряд ли можно было точно сказать, кто в данный момент главнее. Председатель Совета Министров Алексей Косыгин, которого не слишком любит Брежнев? Или глава КГБ Юрий Андропов, которого генсек, наоборот, выдвигает на передний план? А может, Андрей Кириленко – человек весьма недалекий, зато старый друг Леонида Ильича? Хотя не исключено, что Михаил Суслов – главный идеолог КПСС и второе лицо в партийной иерархии, председательствующее на заседаниях Секретариата ЦК.

О том, кто влиятельней в данный момент, наблюдатели судили, как правило, по тому, кто ближе к Брежневу стоял на трибуне Мавзолея Ленина в дни праздничных демонстраций на Красной площади, или по другим косвенным признакам. А как-то раз даже высокопоставленные сотрудники ЦК терялись в догадках: перед очередными выборами Верховного Совета Кириленко встретился с избирателями позже Суслова и непосредственно перед Косыгиным [Черняев 2008: 152]. Означала ли такая последовательность встреч, что Кириленко во властной иерархии обошел Суслова и следует сразу за Косыгиным? Если проводить аналогию с концертами, где поп-звезды выступают последними, а новички «на разогреве», то, значит, Кириленко стал круче Суслова?

Некоторые западные советологи полагали, что в брежневскую эру имело место неформальное разделение политбюро на верхушку, состоящую из четырех-пяти человек, и остальную массу. Верхушку эту составляли сам Брежнев, а также глава правительства (Косыгин, а после него Тихонов), Подгорный (в бытность свою председателем Президиума Верховного Совета СССР) и ведущие секретари ЦК [Gelman 1984: 56]. Однако с этой трактовкой трудно согласиться. Поскольку представители верхушки конфликтовали между собой и не способны были прийти к единому согласованному решению перед лицом остальных членов политбюро, вряд ли имеет смысл говорить о них как о группе.

Под началом политбюро функционировало в СССР правительство, но это уже не был коллегиальный орган власти, в котором различные его члены должны учитывать аппаратную силу и политический вес друг друга. Правительство представляло собой совокупность министров (даже название официальное было «Совет министров»), подчинявшихся Косыгину, который являлся проводником линии политбюро. Министры обороны и иностранных дел, а также глава госбезопасности входили в политбюро и участвовали в принятии ключевых решений. Что же касается рядовых министров-хозяйственников, то они не выходили за пределы своих узких полномочий. Но полномочия эти были хоть и узкими, но большими. Через министров шло управление тысячами предприятий, разбросанных по стране. При этом контроль над экономикой осуществлялся и региональными комитетами КПСС: краевыми (крайкомами), областными (обкомами) и районными (райкомами). Руководителя (первого секретаря) крайкома или обкома иногда негласно называли хозяином региона (края или области). В ряде случаев он мог быть при решении экономических вопросов влиятельнее, чем министр. По оценке Михаила Горбачева, который сам долго возглавлял Ставропольский крайком, роль первого секретаря была сопоставима с ролью губернатора в дореволюционной России [Горбачев 1995: 122]. Ну а под секретарями жил и контролировал жизнь всей страны многочисленный apparatchik vulgaris, как шутили в то время партийные острословы [Степанов 2000: 215].

Человеку, не знающему, что происходит внутри этой системы, казалось, будто она четко функционирует. Как иронично писал Булат Окуджава, «Римская империя времени упадка / Сохраняла видимость твердого порядка: / Цезарь был на месте, соратники рядом, / Жизнь была прекрасна, судя по докладам». А вот о том, как шла экономическая жизнь на самом деле, речь пойдет дальше.

Кто обладает разрушительной силой?

В советское время среди интеллектуалов, понимавших более-менее, как устроена экономика страны, популярностью обладал следующий анекдот.

На Красной площади проходит военный парад. Движутся колонны танков, мощные тягачи везут ракеты, стройными рядами маршируют вдоль Кремлевской стены пехотинцы и моряки. На трибуне Мавзолея Ленина руководители страны принимают парад и приветственно машут руками защитникам родины. Подразделения шагают друг за другом, но вот наконец торжественное действо подходит к концу. Генеральный секретарь уже собирается покидать трибуну, однако на площади вдруг появляется новая колонна – немолодые мужчины в серых плащах и серых шляпах, с весьма заметными животиками и полным отсутствием строевой выправки. Генсек удивлен, он не понимает, в чем дело, и обращается к министру обороны:

– Это твои бойцы?

– Никак нет. Впервые вижу.

– А может, это твои? – спрашивает партийный лидер у министра внутренних дел.

– Никак нет.

– Значит, твои? – оборачивается генсек к главе КГБ. – Они ведь в штатском.

– У моих сотрудников выправка и под плащами заметна.

Но тут властелина страны тихонечко трогает за плечо глава правительства:

– Это мой контингент – экономисты из Госплана. Они обладают страшной разрушительной силой.

Откуда же бралась такая сила, обращенная на свой же народ? В советской экономической мысли считалось, что Государственный плановый комитет Совета Министров СССР (Госплан) работает на строго научной основе и хорошо знает все происходящее в народном хозяйстве [Ефимов 1979: 248]. Поэтому он составляет основные задания, которые для каждой отдельной отрасли экономики конкретизируются затем в отраслевых министерствах. Эти министерства спускали предприятиям плановые задания и проверяли их выполнение. Понятно, что при такого рода подходе многочисленные советские чиновники не могли уместиться в трех-четырех хозяйственных министерствах, как это принято в рыночных государствах (финансов, труда, экономики, внешней торговли). К концу 1975 года одних лишь промышленных министерств у нас в стране насчитывалось аж три с половиной десятка. Гражданское