– Ну извини, – тихо сказал он. – Я ж не знал, что… Это верно, что мы всех по себе судим. Слушай, это ты все сама, да? Сто лет не ел огурчиков соленых!

– Возьми себе баночку, – устало сказала я. – И помидоры прихвати. И аджику. Все равно никому она больше не нужна.

Острое понимание того, что мой муж предпочел мне – хозяйственной домовитой Любане – другую, которая умеет разве что закатывать истерики и наращивать ресницы, накрыло меня снова. Затолкав в рот полотенце, я спрятала лицо в ладонях и тихо завыла. Мне было очень неловко и стыдно перед чужим человеком, но остановиться сама я не могла.

– Двадцать лет катала эти банки, двадцать лет! Дура! – кричала я, отпихивая стакан с водой. – Надо было жить как эта Эвелина – гладить себя по попе, любить себя, наряжаться, жить в свое удовольствие! Работать, а не думать наивно, что я вытащила выигрышный билет и никто у меня его не отберет! Ааа!!!

Краем глаза я успела заметить, что Сергей набирает второй стакан холодной воды. Подскочив, я выставила вперед ладони и закричала:

– Хватит меня тут поливать водой, я тебе не растение! Забирай свои банки и укатывайся! Все вы, мужики, одинаковы, никогда от вас не дождешься понимания! Пошел вон, а не то… – я схватила из корзины на полу большую картофелину и прицелилась.

– Ухожу, ухожу, – попятился Сергей. – Спасибо за огурчики! Ты молодец, правда! И не думай, что все такие, это не так, я вот, например…

– Вон! – я угрожающе взмахнула картофелиной.

Прижимая к себе банку с огурцами, Сергей попятился к двери. Я закрыла дверь и, опустошенная, села пить чай с остатками колбасы. Все равно больше не усну…

Глава 25

До женского туалета Рита просвистела пулей, ловя на себе недоуменные взгляды других учителей.

Одна из кабинок была плотно закрыта, остальные пустовали. Около раковины обнаружилась пятиклассница Лиза, старательно намывавшая руки.

– Рита Вилевна, а вы когда оценки за самостоятельную скажете? – беспечно спросила она, словно появление учительницы в детском туалете – вещь обыденная и даже вполне себе рядовая.

– На следующем уроке! – пообещала Рита, притоптывая в нетерпении. – А теперь, Лиза…

– А знаете, я там ошибку в пятом задании допустила, – щебетал ребенок, не замечая нетерпения учительницы. – Но это я уже потом поняла. А вы мне можете оценку не снижать за это задание?

– Конечно, конечно! – Подталкивая легонько Лизу к выходу, Рита в страхе смотрела на дверь кабинки – оттуда не доносилось ни звука.

Избавившись от пятиклашки, она затолкала стоящую в углу швабру в ручку двери, чтобы та не открывалась снаружи, и закричала:

– Вика! Что случилось? Ты здесь? Не бойся, выходи, мы одни!

За дверью кабинки послышалась возня, потом звук отодвигаемого шпингалета и… через секунду у нее на плече уже рыдала Вика.

– Ну что ты? Что случилось? У тебя что-то болит? Вика, ответь, – Рита принялась успокаивающе гладить ее по спине.

Вика всхлипывала и… молчала.

Рита не сразу заметила, что левая рука у нее чуть повыше запястья забинтована носовым платком. А когда увидела это, в голову закрались самые страшные подозрения.

– Ты что сделала? – в ужасе спросила Рита, хватая ее за руку. – Господи, да как ты могла?! Почему не поговорила со мной? Все, звоню в скорую!

Слава богу, скорая помощь подъехала очень быстро. Бледную Вику погрузили на каталку, и два дюжих санитара понесли ее к машине. Школьники испуганно глядели им вслед…

До приезда врачей Вика успела рассказать учительнице, что утром переписывалась с Никитой – отцом будущего ребенка.

– Он… сказал… что это… еще доказать… надо! – рыдала от унижения Вика, пряча в ладонях зареванное лицо. – Ну, что ребенок его. Типа он сомневается, и вообще… доказать еще надо!

Подонок, ну какой же подонок! Отчаявшись, девушка попыталась вскрыть вены, но после первой же неудачной попытки испугалась. К тому же… кровотечение неожиданно открылось в другом месте.

– Я умру? – запекшимися губами спросила она Риту, пока они ехали на скорой в больницу. – Я не хочу умирать. И чтобы он умирал… не хочу…

Всю дорогу до Железнодорожной больницы Рита держала ее за руку и повторяла:

– Все будет хорошо, успокойся, все будет хорошо…

На каталке Вику повезли наверх, в отделение.

Рита осталась у регистратуры заполнять документы.

– Вы Роговой кто, мать? – уточнила женщина в синей форме, сидящая за стойкой регистратуры.

– Нет, я учительница, это произошло в школе, я классный руководитель, – принялась объяснять Рита. – Мама у нее в командировке, еще три дня ее не будет в городе.

Однако она ошиблась. Марина прилетела тем же вечером – бледная, с красными, опухшими от слез глазами.

Раненой птицей она металась по коридору и кидалась к каждому врачу с криком:

– Моя дочь! Что с ней?

Те строго говорили:

– О состоянии пациента уточняйте у лечащего врача, – и поспешно ретировались…

– Почему, ну почему она мне ничего не рассказала? – Марина, сидя рядом на неудобном стуле, отрешенно смотрела в потолок. – Неужели боялась? Боже мой, да я бы никогда, ни за что… не велела бы ей избавляться от ребенка. Я люблю детей! Может быть, я была излишне строга с ней?

Рита слушала, кивала в знак согласия, говорила что-то в утешение, но… в душе ее жило негодование. Нет, не от хорошей жизни в семье девочки-подростка ищут любви на стороне, вовсе нет!

Сколько она знала случаев, когда девочка из, казалось бы, благополучной семьи связывается с плохой компанией, начинает пить, курить, ругаться матом, начинает красть вещи или вообще периодически убегает из дома… Их находят на станциях и автовокзалах, проводят воспитательные беседы, привозят домой – и все повторяется снова и снова…

– Ребенка надо дома, в семье любовью наполнить, – говорила как-то одна опытная дама, много лет проработавшая в органах и видевшая большое количество детей-девианто (с отклонениями в поведении). – Общаться с ним больше, понимать, что он чувствует, поддерживать. Чувствующий любовь родителей ребенок никогда не свяжется с плохой компанией. Помяни мое слово – все идет из семьи.

Вот и сейчас, утешая плачущую Марину, Рита вспоминала, что ни разу она не пришла на родительское собрание. Школьные праздники, организованные для мам, она тоже не посещала.

Вика в пятом классе кидалась с «обнимашками» ко всем учителям – было заметно, что ребенку не хватает теплоты и эмоциональной привязанности…

Нет, конечно, не мне судить Марину – она много работала, обеспечивала дочь, потому что воспитывала ее одна.

«Что я вообще знаю о ее жизни? Ничего. Не мне судить ее,