поезд, чтобы бежать в СССР. Имевший тюркские корни Исмаил Ахмедов, пресс-атташе посольства, а на самом деле – подполковник НКВД, получил убежище в Турции в обмен на то, что поделился с НСБ всем, что знал. Долгие годы считалось, что за покушением стоял рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, желавший свести старые счеты с фон Папеном. Однако эта теория была опровергнута после публикации воспоминаний Павла Судоплатова.

И вот теперь, через полтора года, к тому же в обстановке серьезных военных неудач Германии в Африке, России и Италии, фон Папену снова крупно повезло. Он запросил у Берлина полномочий рассмотреть предложение камердинера британского посла. Да, новоявленный кандидат в шпионы запрашивал огромные деньги, но попробовать стоило.

Пока посол нежился в ванне и играл на фортепиано

Вечером 29 октября, вернувшись с приема по случаю Дня Республики, фон Папен нашел у себя на столе долгожданное одобрение разведывательной операции и дал Мойзишу соответствующие инструкции.

Мойзиш вызвал Базну в посольство, велев прийти вечером 30 октября, имея при себе отснятые пленки. Требуемая денежная сумма была готова, но сначала нужно было изучить содержимое фотографий. С этой целью в посольстве оборудовали темную комнату, где пленки можно было проявить. Заперев Базну в одном из помещений посольства, Мойзиш отправился в темную комнату и распечатал 52 фотографии. Те, что вышли нечетко, он порвал на клочки и спустил в унитаз, но и оставшихся было более чем достаточно. Мойзиш поспешил к послу: ему, опытному шпиону, документы казались подлинными и необычайно важными. Сообщая в Берлин о том, что источник оказался надежным, фон Папен дал ему кодовое имя – Цицерон, в честь древнеримского государственного деятеля и оратора, знаменитого своим красноречием. Базне заплатили первый «гонорар» – 20 тысяч фунтов стерлингов из более крупной суммы, присланной из Берлина с дипломатической почтой. Вторую встречу назначили на следующий же день, 31 октября, следующую – на 5 ноября. Однако Базна не должен был больше приходить в посольство. Договорились, что Мойзиш ночью, в условленный час будет притормаживать на «опеле» (этих автомобилей в Анкаре было множество) у определенного места, Базна будет запрыгивать в заднюю дверь и ложиться заднее сидение, так, чтобы его не было видно снаружи. Передав Мойзишу пленки и получив деньги, он выскочит из машины в другом месте, где она притормозит (но совсем останавливаться не будет)[158].

Еще при первой встрече Базна выдвинул немцам два требования: они должны предоставить ему слесарную пасту для изготовления слепка ключа и пистолет. В пистолете никакой нужды не было, так что пришлось Базне обойтись без него, а вот слепок – вещь нужная, тут немцы согласились.

Тем более, что к тому времени начали выясняться некоторые обстоятельства, приведшие к превращению камердинера Базны, на которого никто не обращал внимания, в такого важного человека, как агент Цицерон. Причина того, что одна из самых значимых шпионских историй времен Второй мировой войны произошла в Анкаре, заключалась в том, что британский посол Хью Нэтчбулл-Хьюджессен был дипломатом слишком уж старой школы, чересчур ценившим свой досуг.

Его страна вела войну, Лондон каждый день подвергался бомбардировкам, но посол отнюдь не собирался отказываться от своих привычек. Работа с документами наводила на него скуку, так что он приносил секретную переписку, которая, вообще-то, не должна была покидать его официального рабочего кабинета, к себе домой, и продолжал работу там; а когда не работал, запирал бумаги в маленький сейф. С ключа от этого сейфа Базна и хотел сделать слепок.

Но были у посла и другие привычки. Например, он каждый день непременно дважды и подолгу принимал ванну. Не пренебрегал послеобеденным сном. Ежедневно (если не выезжал за пределы Анкары) по полтора часа играл на фортепиано.

Базна заметил, что, отправляясь в ванную комнату, посол кладет ключ, который обычно все время держит при себе, на тумбочку. В его голове возник план: пока посол лежит в ванне, можно открыть сейф и переснять документы с помощью фотоаппарата «Лейка»[159]. (Этот фотоаппарат он с помощью своей любовницы Мары будет прятать на кухне в кастрюле, которой никогда не пользовались.) Но каждый раз дожидаться, когда посол оставит ключ на тумбочке или забудет его в кармане брюк, отданных на глажку, было опасно. Наличие же собственного ключа, сделанного с помощью слепка, снижало риск попасться. Пока посол подремывал, приняв снотворное, или же играл на фортепиано (в это время он настоятельно требовал, чтобы его никто не беспокоил), Базна мог тихо прибираться у него в кабинете, а заодно проверять, не появились ли в сейфе новые документы, и фотографировать их – якобы, им самим изобретенным способом.

Тем временем у него сменилась помощница, нужная для того, чтобы ровно держать страницы во время съемки или смотреть, не идет ли кто по коридору. Едва обзаведясь деньгами, Базна переехал в новый дом, расстался с Марой и начал жить со своей дальней родственницей по имени Эсра Дюрийе. Появились у него и дорогостоящие привычки…

Отчаянная гонка по улицам Анкары

Мойзиш пишет в своих воспоминаниях, что еще в одну из первых встреч заметил на руке у Базны дорогие часы. Затем, когда он однажды вместе со своей новой секретаршей Неле (да-да, той самой Неле Капп) зашел в самый дорогой магазин тканей (там же находилось и ателье) в районе Кызылай, тогда только начинавшем обретать свой нынешний блеск, они повстречали там Базну. Как вспоминает Мойзиш, Неле нужно было заказать нижнее белье, а она совсем не знала турецкого языка и попросила начальника помочь. Познаний Мойзиша в турецком, впрочем, тоже оказалось недостаточно, и тогда Базна, случайно подслушавший их разговор, непрошено явился на помощь. С Неле он разговаривал по-французски, а с продавцом – по-турецки. Сам он зашел в магазин, чтобы купить себе рубашку, а Эсре – ткань на платье. Мало того, что эта ситуация была весьма рискованной в глазах такого опытного работника разведки, как Мойзиш – именно тогда у него появились первые серьезные сомнения относительно Цицернона. Базна говорил немцам, что он албанец и знает албанский, сербский и французский. Но с продавцом он без всяких затруднений болтал по-турецки. Для Мойзиша это явилось неожиданностью[160].

О чем еще умолчал Цицерон?

Другим случаем, встревожившим Мойзиша, было появление загадочного автомобиля, который начал преследовать его «Опель» во время очередной встречи с Цицероном. Последовала отчаянная гонка, которой позавидовал бы любой детективный фильм, и в конце концов преследователь отстал. Через некоторое время Мойзиш повстречался с одним турецким дипломатом, который посоветовал ему