словно свободное дыхание огромного зверя.

– Что ты замерла на солнцепеке? – Фадия развернула её за плечи спиной к морю. – Марш в дом! Ты не смотри, что Фадия добрая. Фадия, конечно, тебя научит управлять всеми этими мужчинами, птичка. Видит солнце, да не опалят нас его лучи, тебе это нужно. Но не будешь слушаться, накажу!

И она вновь схватила её за запястье и поволокла в дом. Вид у неё при этом вновь стал суровый, и Агата с тоской подумала, что хоть та её и назвала птичкой, вот только улететь она может так же, как уплыть, когда была рыбкой на корабле Вильхельма.

– Вы знаете, где мой отец? И где Джонотан? – пропыхтела Агата, шагая за быстро идущей Фадией, которая практически тащила за руку.

– Джо… Джоно… тан? – попробовала повторить незнакомое слово Фадия, обернувшись.

– Капитан нашего корабля, который привёз нас сюда, в Ануар. С ним договаривался мой отец, заключивший сделку с Орханом. Вы должны знать! – отчаянно просипела Агата в ответ на невозмутимое и непонимающее лицо Фадии. – Капитан Джонотан ди Арс, которого несправедливо обвинили в пиратстве, это ложь! Джонотан сделал всё, чтобы спасти меня, – Агата зло добавила, видя, что Фадия не реагирует на её слова: – Он – самый красивый мужчина и капитан на свете, и он…

Фадия дёрнула её за руку.

– Самый красивый мужчина на свете – твой новый господин Орхан аль Гаффар, милосердный и всепрощающий, самый великодушный и могучий, властитель всех богатств. Милочка, запомни это и не вздумай говорить иначе.

– Он не мой господин! – возмутилась Агата.

– Это мы ещё посмотрим, – загадочно улыбнулась Фадия и больше ни на один вопрос отвечать не стала.

В конце концов она привела Агату в большой зал и выпустила на свободу. Свободой это, конечно, можно было назвать относительно: в прохладном зале с множеством резных колонн, удерживающих куполообразный мозаичный свод, сидели на лавках у стен и на мраморных ступенях вокруг небольшого бассейна десяток девушек в разноцветных нарядах разной степени откровенности. Значит, она попала в гарем? Если этот Орхан не султан, то явно кто-то приближённый к нему, раз может позволить себе такую роскошь – содержать множество наложниц.

– Позаботьтесь о юной госпоже, – отдала приказ Фадия, и мигом парочка девушек в простых серых платьях вскочила со своих мест и приблизилась к Агате. – Отведите в хаммам, отмойте и переоденьте, чтобы она сверкала, как ярко начищенный алмаз. Нам надо будет удивить повелителя – и удивить приятно, – добавила Фадия на ануарском.

Агата застыла на месте, позволив двум служанкам – а это явно были служанки – щебетать и рассматривать её диковинный и ужасный для Востока наряд – брючный костюм на женщине, позволяющий разглядеть мужчинам всё тело!

Как будто рубашка из столь тонкого полотна, что грудь казалась вовсе не прикрытой, да свободные шаровары из шёлка на ближайшей девушке, кормящей рыбок в бассейне и поглядывающей на Агату с любопытством, были лучше!

От всего пережитого, от ужаса пиратского плена, от последующего сражения и предательства Хайрата пришёл ступор. Хотелось замереть, закрыть глаза и не видеть того, что происходит. Чтобы весь этот сумасшедший мир вокруг неё тоже застыл и перестал раздирать на части: часть сердца болела за отца, часть за свою собственную судьбу, а ещё оно рвалось от одной мысли о Джонотане, которого обвинили так несправедливо.

Сдаваться неправильно, она не должна… но и сил бороться со всем миром сейчас не было. Если кто-то от страха может бежать, кто-то – нападает в ответ, то она снова, как тогда в комнате, куда забрался Джонни со вторым чулком, замирала, затаив дыхание.

Ладно, она выяснит всё что можно, прежде чем будет действовать. Ей явно не расскажут про отца и про Джонотана просто так, но разузнать побольше можно и в этом хаммаме. К тому же, среди всех этих величественных колонн и блеска, украшенных золотом мозаик, она сама себе казалась оборванкой. Да в родной Энарии от неё бы шарахались на улицах, появись она в том виде, в котором была сейчас, после всех злоключений!

Служанки повели её по коридорам, из одних дверей в другие, пока не добрались до зала на самом нижнем, подвальном этаже. И, несмотря на усталость и растерянность, Агата отмечала и забранные решётками окна, и стражников, стоящих практически у каждых дверей.

В небольшом, сплошь отделанном белым мрамором зале царил приятный после палящего солнца полумрак: из пары крошечных круглых окошек под потолком был виден край земли и небо. В нос ударил влажный воздух, тепло окутывало тело так, что хотелось и правда выдохнуть и расслабиться.

– Какая белая, – удивлённо пробормотала девушка на ануарском, и это Агате было понятно: служанка с таким удивлением рассматривала её кожу, помогая снять одежду.

– Как молоко, – хихикнула вторая, пухлая и явно любящая поесть, и добавила что-то неразборчивое, опустив голову, когда случайно встретилась с Агатой взглядами.

Кажется, их искренне радовало разнообразие в цветнике Орхана, который тот получит в самом скором времени. Ещё одно украшение для услады глаз. И ничего о том великом союзе и важной сделке, о которой толковал отец. Его самого будто списали со счетов? Не продал же он её в самом деле ради того, чтобы Агата стала тридцатой наложницей без права голоса?

Нет, Орхан явно обманул и отца, а может, и Хайрата. И это обязательно нужно выяснить как можно быстрее. И спасти Джонотана от ложного обвинения. А значит, стоит попасть к Орхану во всеоружии.

Агата позволила себя раздеть догола и прошла в парную, где клубы горячего воздуха скрывали всё на расстоянии вытянутой руки. На пару мгновений показалось, что она задыхается – так крепко окутал царящий тут жар, и Агата повернулась к выходу, но её ухватили за руку и успокоили.

Девушки, сами оставшиеся в тонких простынках на голое тело, споро расстелили белую ткань на горячий мраморный камень посреди парной и жестами пригласили Агату улечься прямо на него.

«Как можно любить жару, когда живёшь в таком жарком климате?» – промелькнула у неё мысль, но тут же исчезла, когда тепло камня перестало обжигать и начало плавно пробираться в тело, до самых глубоких мышц, расслабляя и отпуская всё напряжение.

Девушки принесли ещё пару кадок с водой, добавили в них что-то, отчего густая пышная и ароматная пена поднялась над деревянными краями. Агата зажмурилась, когда четыре руки принялись тереть тело мочалками, нанося такую пышную пену, что вскоре ни самой Агаты, ни служанок толком было не разглядеть, а пар в комнате стал ещё гуще.

Волосы промыли ароматным настоем