помочь! Но, кажется, она и себе пока помочь не в силах. Хайрат прекрасно знает, кто есть кто, но ему, похоже, есть дело только до таинственной цепочки.

На берег её доставили в шлюпке. И Агата даже порадовалась, что была в удобных брюках. Пусть она была одета неподобающе для высокородной леди, да ещё и в восточной стране, но зато ей самой было так куда комфортнее и спокойнее. А всё, что у неё осталось – похоже, возможность держаться с достоинством.

Когда уже на берегу мужчинам, в том числе и Хайрату, подвели великолепных лошадей, а ей было указано на паланкин, который должны были нести шестеро слуг, она даже не возразила. Молча забралась в душную, пахнущую тяжёлыми благовониями повозку, позволив себе только долгий пристальный взгляд на Хайрата. Тот, кажется, почувствовал себя неуютно, во всяком случае, взгляд отвёл первым. Маленькая победа таковой, конечно, не была, но немного подняла Агате настроение. У неё была она сама, и она попробует справиться. Возможно, с планом отца и была согласна та Агата, которая уплывала из дома в своё первое большое путешествие, но всё, что произошло в море, как она сама чувствовала, изменило её.

Раньше она, скорее всего, отреагировала бы куда спокойнее и на рабов, и на тесный паланкин. Женщины на Востоке, наверное, так и передвигались: закрытые от лишних взоров, на плечах полуобнажённых сильных слуг, чьи тела лоснились от пота на жаре, в завешанных тонким, расшитым блестящими нитями шёлком коробках. Но она была гостьей из другой части мира. Неужели не было обычного экипажа?

Агата поджала под себя ноги – только так можно было не биться головой о потолок и осторожно выглянула, отодвинув ткань паланкина, в надежде хотя бы увидеть город, в который попала.

Её надеждам не суждено было осуществиться: Хайрат, который, как оказалось, ехал рядом верхом, издевательски улыбнулся, словно только и ожидал этого момента:

– Любопытство не поощряется в наших краях. Вы обо всём узнаете, когда придёт время, кирия ди Эмери.

Агата против воли вспыхнула и задёрнула ткань, чудом её не оборвав.

Лицемерный, наглый тип. Она вздохнула, пытаясь успокоиться, тяжёлые благовония пощекотали ноздри. Да даже привыкшая к жаркому климату родных корсакийских островов, она потеряет сознание, если сейчас же не вдохнёт свежего воздуха!

Она сдвинулась немного в сторону, чтобы оказаться ближе к занавесям с противоположной от Хайрата стороны, и осторожно отодвинула самый краешек.

Выглядывать наружу совсем открыто было бы опрометчиво: насколько она знала, женщины в общественных местах Ануара должны прятать лицо до замужества. После брака свободы становилось больше, если, конечно, позволял супруг.

Спасибо отцу за то, что приглашал к ней и Джонотану учителей. И пусть Агата изучала только то, что, по мнению отца, было необходимо леди, она всегда находила способ попасть на занятия к Джонотану или стащить его учебники. А что-то он и сам с радостью ей рассказывал.

Агата, покачиваясь в такт движениям паланкина, вспомнила, как порой искоса подглядывала за ним, сидящим перед книгой и кусающим кончик пера. Тёмные взлохмаченные пряди падали на лоб так, что до ужаса хотелось подойти и поправить, но она знала: стоит приблизиться – и он обожжёт взглядом карих глаз, вечно насмешливых и дерзких.

Она была юна, но уже тогда амбициозна: отец часто и много говорил о торговле, уделяя куда больше внимания деловым партнёрам, нежели ей. При этом никто особо не следил за ней, под запретом был только рабочий кабинет отца, и Агата незаметно присутствовала и в гостиных и даже в курительной комнате, где мужчины, часто задерживаясь после ужина, обсуждали дела. Если гости отца и удивлялись первое время, то после привыкали и не обращали внимания на девушку, тихо читающую и практически незаметную.

Но Агата слушала и наблюдала, следила за лицами.

Подруг у неё не было, отец периодически устраивал приёмы дома, как того требовали правила высшего общества, но для Агаты это были поверхностные знакомства – вежливые разговоры ни о чём в блестящих гостиных и приветственные кивки на прогулках в парках. А Джонотан был всегда рядом. И его общество не было ни мимолётным, ни запретным… поначалу.

Так опрометчиво отец принял его почти что в семью и позволил жить и учиться рядом – ведь когда они повзрослели, мыслей об учебе стало гораздо меньше и сосредоточиться удавалось с трудом.

…Ведь перед глазами так и стояло лицо Джонотана, и его губы, кусающие задумчиво гладкий краешек пера, а больше всего на свете хотелось, чтобы они прикоснулись к ней. Чтобы он однажды остановил в коридоре, прижал к стене и признался, что и сам не может спать, не думая о ней.

Она была влюблена в него до дрожи в пальцах и комка в горле, когда понимала, что никогда не сможет сказать это вслух. И даже сейчас – до сих пор не призналась! Джонотан… Агата с силой сжала в руках тонкую ткань занавеси, удерживая рвущееся изнутри отчаяние. Всё ли с ним в порядке? Сумеет ли он доказать, что Вильхельм врёт?!

Сердце сжималось от тревоги, но Агата заставила себя собраться и вспомнить всё, что знала про загадочный Ануар. Они прибыли в столицу – Шарракум. Здесь процветала торговля, порт привлекал выходцев из самых разных стран, что делало нравы мягче, а законы менее суровыми, по сравнению с остальной страной. Законы были строги и здесь, но она уж точно ничем себя не скомпрометирует, выглядывая из-за занавесок.

Агата надеялась разглядеть улицы, возможно, даже запомнить путь от пристани до дома господина Орхана, но паланкин со всех сторон окружили всадники, поэтому ей пришлось довольствоваться видом на верхние этажи простых домов терракотового цвета с причудливыми, украшенными мозаикой и искусной лепниной башенками ветроуловителей-бадгиров.

Из уроков Агата помнила, что такая простая конструкция могла отлично охлаждать помещение без всяких амулетов: за счёт воздушных потоков, проходящих через охлаждённые подвалы помещений, воздух внутри вентилировался и остывал, а излишнее тепло через эти же башни выходило наружу. Они радовали глаз и оживляли однообразие построек, но сложно было поверить, что хоть что-то здесь может принести прохладу. Ветра не было вовсе, в плотном влажном воздухе пахло чем-то пряным, кажется, жареной рыбой и умопомрачительно – свежим хлебом, отчего сразу же захотелось есть. К привычным запахам примешивался растекающийся сладкий дурман благовоний и дым кальянов – такой тяжёлый и душный, что Агата чихнула и поспешно отпрянула от занавеси. Ужасно хотелось сменить наряд с облегающего на что-то воздушное и свободное, что позволило бы воздуху остужать кожу.

Выждав немного и