Шрифт:
Закладка:
– Для вас он навсегда останется бледным подобием Генри.
– Эдвард значит для меня гораздо больше! Как самонадеянно с вашей стороны, как…
– Черт возьми, да между вами нет даже искры страсти, иначе он давным-давно уложил бы вас в постель.
Феба втянула воздух:
– Я была в трауре, вы… кретин!
Но Уэстону совершенно не было стыдно.
– Прошло два года. Я знаю вас без году неделю, но уже по крайней мере поцеловал!
– Я жила в родительском доме. У него не было возможности…
– Было бы желание – возможность найдется!
– Я давно уже не девчонка, что мечтает о поцелуях украдкой за комнатной пальмой! Теперь у меня другие приоритеты. Эдвард станет хорошим отцом для моих детей, и… – Феба снова повернулась лицом к полкам и начала поправлять книги, стряхивая пыль со старинных корешков. – Физическая сторона отношений для меня не имеет особого значения.
– Черт возьми, но ведь это ненормально: считать, что она вовсе ничего не значит!
Рискнув бросить на него взгляд, она обнаружила, что он в полнейшем недоумении подпер голову руками.
– У женщин эти потребности не так сильны, как у мужчин! – отрезала Феба.
– Вы меня убиваете, – простонал он придушенным голосом.
Один из корешков оказался надорван, и Феба погладила его пальцем, словно ее прикосновение могло исцелить повреждение.
– Мне достаточно воспоминаний, – возразила она тихо. Он промолчал, и она добавила: – Почти все мои чувства умерли вместе с Генри.
Ответом ей опять было молчание. Может, он ушел? Удивленная, Феба обернулась – и едва не отпрянула, обнаружив его прямо перед собой. Не успела она сказать ни слова, как он сжал ее в объятиях и прильнул к губам.
Глава 18
Этот поцелуй показался ей прохладным и сладким, как вино, но лишь поначалу: Уэст становился все настойчивее, Феба ощущала напористое вторжение его языка, словно он спешил вкусить как можно больше, прежде чем она его остановит. Он еще крепче прижал ее к себе, и Феба сдалась, откинув голову ему на плечо. Тело не могло дальше скрывать истину: она хотела Уэста, хотела ощущать его голод, слышать биение сердца в груди, прижатой к ее груди.
Губы его скользнули ниже, к шее, где трепетала жилка, и он принялся страстно целовать это местечко, потом хрипло выдохнул:
– Ты не вещь! Тебя нельзя, словно картину или старинную вазу, передать от одного хозяина к другому!
– Все не так, – слабо возразила Феба.
– Он говорил, что хочет тебя?
– Ну не так же прямо! Он… он джентльмен…
– А я хочу тебя всем своим телом! – И Уэст снова прильнул к ее губам: обвел их своими, а затем смял и сокрушил пылким поцелуем. Он почти поднял ее в воздух, лишь пальцами ног она касалась земли. – Ничего, кроме тебя, не вижу. Ни о чем, кроме тебя, не думаю. Ты – моя звезда, сила притяжения влечет меня к тебе, и плевать, если я сгорю в твоих лучах! – Дыхание его было тяжелым, судорожным. – Вот что он должен был тебе сказать!
Все разумные слова, все практичные мысли, что еще оставались в сознании Фебы, смыла океанская волна, когда он вновь накрыл ее губы своими. Теперь он целовал ее со всей полнотой мужской страсти, неторопливо, но неукротимо. Она открылась для него, прижалась к нему, ощущая, как плавится тело, чувствуя, что его могучие объятия вот-вот сокрушат ее, как щепку. Кровь неслась по жилам с такой скоростью, что у нее кружилась голова и подгибались колени.
Легко и изящно, без малейших усилий Уэстон положил ее на пол, сорвал с себя сюртук и отбросил в сторону, торопливо развязал галстук. Она знала, что может остановить его всего одним словом, но молчала в ожидании чего-то особенного, неименуемого. Приподняв на несколько дюймов подол ее платья и обнажив лодыжки, он снял с нее домашние туфли без каблуков, нежно скользнул ладонями по щиколоткам, а затем… затем склонился и принялся целовать через шелк чулок ноги.
Феба, онемев от неожиданности, лишь смотрела на него во все глаза, потрясенная этой смиренной, почти молитвенной лаской. Вот он нагнулся над ней, опустился ниже, и ей пришлось раздвинуть колени под юбками, принимая на себя возбуждающую тяжесть его тела. Одной рукой он обнял ее за шею и вновь накрыл ее губы своими. Как ласково, как уверенно, как самозабвенно откликался он на каждое ее движение! Кончики его пальцев блуждали по всем открытым частичкам ее тела, будь то запястья, шея или чувствительные местечки за ушами.
Нежное касание губ посылало огненные искры во все части тела, и Феба невольно извивалась под ним. Теперь, как никогда, она понимала, что такое искушение, как способно оно за несколько минут перевернуть благополучную, налаженную жизнь! Лиф платья больше не сжимал грудь – Уэстон успел его расстегнуть, а Феба и не заметила. Корсет ее, лишь частично на косточках и сшитый из эластичного шелка, был куда более мягким и упругим, чем обычные жесткие конструкции из металлических реек и плотной хлопчатобумажной ткани. Расстегнув несколько верхних крючков, Уэст приподнял ее груди и освободил их из чашек. Феба ощутила влажное прикосновение его языка и вся напряглась, а затем на соске сомкнулись его губы, и все ее тело, от макушки до пят, пронзило острое наслаждение. Не осталась без внимания и другая грудь. Он втянул нежный сосок в рот и принялся играть с ним: лизать, посасывать, покусывать.
Опустив одну руку, Уэст потянул вверх ее юбки, так что теперь их разделяли лишь его брюки и тонкая бумазея ее панталон, и опять опустился на нее. Прямо напротив своего естества, набухшего, пылающего и влажного, Феба ощущала теперь его затвердевшее, и это рождало сладкую боль. Его ладонь, чуть загрубевшая, легла ей на грудь, большой палец начал дразнить и поглаживать сосок. Как ни старалась Феба лежать спокойно, внутри у нее все трепетало и содрогалось – все молило о том, чтобы собраться воедино и излиться в едином аккорде разрядки. Сама того не замечая, она ритмично приподнимала бедра ему навстречу. Позже, быть может, она устыдится своего распутного поведения, но сейчас забыла обо всем, кроме своей жажды.
Когда Уэст откатился в сторону, из груди Фебы вырвался стон протеста, и она потянулась за ним, но он хрипло выдавил:
– Нет… – хватит… я не смогу удержа…
Она прервала его жадным, требовательным поцелуем. Более не сопротивляясь, он вновь опрокинул ее на пол, в ворох юбок и оборок. Расстегнутый лиф обтянул
