– Здесь много полезных сведений.

– Благодарю, вы очень заботливы, – безо всякого выражения проговорила Феба. – А теперь, прошу прощения, мне нужно…

– То, что произошло вчера… – Здесь Уэсту пришлось сделать паузу – не хватило воздуха: легкие как будто уменьшились вдвое. – Когда я сказал, зачем это сделал… Это неправда. Я хотел доказать не то, что у вас еще остались чувства, а то, что у вас есть чувства ко мне. Я поступил как эгоист, и мне не следовало позволять себе вольностей.

Нахмурившись, Феба вышла в коридор, закрыла за собой дверь и, прежде чем заговорить, оглянулась, не слышит ли их кто-нибудь.

– Меня оскорбило не это, а то, как вы повели себя после – самодовольно, высокомерно, будто…

– Знаю.

– …так…

– Я ревновал.

Феба заморгала: это признание явно застало ее врасплох.

– К Эдварду?

– Но вы же решили выйти за него замуж.

Она нахмурилась:

– Пока я ничего не решила. В поместье Клэр меня ждет столько хлопот, что замужество окажется на повестке дня еще очень нескоро.

– Но вы обещали Генри…

– Я не соглашалась поступать вопреки собственному мнению, – резко ответила Феба. – Пообещала подумать, потому что Генри этого хотел. Я, может, вовсе не выйду замуж или выйду за кого-то другого, не за Эдварда.

При мысли о ком-то другом, кто будет за ней ухаживать, а потом и ляжет с ней в постель, Уэст едва не грохнул кулаком об стену, но все же пробормотал:

– Надеюсь, вы встретите того, кто будет вас достоин. Я, к сожалению, ничего не могу предложить, кроме таких отношений, которые вас оскорбят и унизят.

– Вот как? А мне кажется, что из вас получится неплохой муж и отец.

– Но не с вами, – брякнул Уэст, не подумав, и тут же об этом пожалел, увидев, как изменилось ее лицо. – Нет, я не хотел сказать…

– Понимаю. – Ее голосом можно было бы разрезать яблоко. – Я вас интересую как любовница, но не как жена. Верно?

Разговор пошел совсем не туда, куда хотел Уэст.

– Вовсе нет, – поспешил он возразить. – То есть наоборот! То есть… А, черт! – Он тяжело сглотнул, а затем выложил безжалостную правду. – Феба, вас всегда оберегали от таких мужчин, как я. Вам не приходилось сталкиваться с последствиями чьего-то темного прошлого. И я не хочу так поступать ни с вами, ни с мальчиками. Им нужен отец, которым можно гордиться, а не такой, за которого будет стыдно. Что до меня… я просто не создан для брака. И даже будь это не так, не стал бы брать в жены женщину, которая по всем статьям настолько мне не пара. Каждый должен знать свое место.

– Я нисколько не выше вас! – возразила Феба.

– Вы так совершенны, что уже не совсем походите на земную женщину. Вы принадлежите какому-то горнему миру – не ангел, но что-то вроде. Никто не мог раньше и не сможет потрясти меня так, как вы. Не знаю, как это назвать. Знаю одно: вас нужно боготворить, но тому, кто заслужил это право, а значит, не мне. – Он помолчал, потом добавил: – Давайте я заберу кошку.

– Ч-что? – в недоумении откликнулась Феба.

– Кошку. Посадите ее в корзинку, а я отнесу обратно в амбар. Если, конечно, не хотите взять ее с собой.

– Нет, я… спасибо, нет, но…

– Тогда идите за ней. Я подожду.

Феба, совершенно растерянная, скрылась, оставив дверь открытой. Скоро она вернулась с большой плетеной корзиной под крышкой, откуда доносилось жалобное мяуканье.

Уэст взял у нее корзину.

– Я не приду вас провожать. Не смогу. Если попытаюсь с вами попрощаться, уверен, сделаю что-нибудь такое, что поставит в неловкое положение нас обоих.

– Подождите, – задыхаясь, начала Феба, – я должна спросить…

Но Уэст не хотел слушать, о чем она собиралась спросить, точнее – не мог больше терпеть. Перехватив корзину одной рукой, другой он обхватил Фебу за шею, притянул к себе и поцеловал в дрожащие губы. Нежное тепло ее отклика растеклось по его телу и душе, растопило холод отчаяния. Наконец-то он снова дышал полной грудью, вдыхал ее чудный запах, наслаждался вкусом нежных пухлых губ, втягивал их в рот, лакомился ими, пока мог. Хотел бы он целовать ее, не отрываясь, вечно… но вместо этого отпустил и, резко отстранившись, хрипло пробормотал:

– Об этом мы тоже забудем.

И ушел – ушел, пока еще мог, – и унес с собой в корзине очень недовольную кошку.

– Никуда ты не пойдешь! – объявил Девон, когда Уэст сообщил ему, что собирается на скотный двор. – Шоллоны скоро уезжают, неужели не хочешь с ними попрощаться?

– Не хочу, – коротко ответил Уэст, все еще прижимая к себе корзину с протестующей кошкой. – Пока они здесь, предпочту держаться подальше.

Старший брат нахмурился:

– Я думал, ты проводишь их до станции.

– Лучше отнесу эту треклятую кошку обратно в амбар!

– А что мне сказать герцогу, если он спросит, почему тебя нет?

– Я могу кому-то здесь понадобиться всего по трем причинам: что-то сломалось, протекло или увязло в грязи, – скривившись, ответил Уэст. – Выбирай любую. Уверяю тебя, Шоллонам плевать, где я и что со мной.

– Вы с леди Клэр поссорились? Поэтому вчера за ужином ты вертелся так, словно на ежа сел?

Несмотря на скверное настроение, Уэст невольно улыбнулся:

– А что, так было заметно? Видит бог, сидеть на еже было бы намного удобнее!

Лицо Девона разгладилось.

– Послушай, нельзя убегать от проблем.

– С чего вдруг? Как раз этим я сейчас и занимаюсь. – И Уэст с корзиной под мышкой зашагал прочь.

– Ты не пытался честно рассказать ей о своих чувствах? – донесся ему в спину голос Девона.

– Господь с тобой! Ты сам-то себя слышишь? – не оборачиваясь, рявкнул Уэст. – Кэтлин – и та дала бы более мужской совет!

Он вышел из дому черным ходом и быстро направился к хозяйственным строениям. Знакомый вид, знакомые звуки немного сгладили горечь и помогли успокоиться. Ближайшие дни он наполнит тяжелой работой и, даст бог, вымотавшись днем, опять будет спать по ночам.

А вот и амбар. Он аккуратно поставил корзину на землю, поднял крышку и вытряхнул черную кошку. Та зашипела и выгнула спину.

– Прости, Галоша, но нам обоим пора заняться своими делами, так что отправляйся ловить мышей.

Кошка мигом ушмыгнула прочь, Уэст направился к мастерской, где Пенек и еще несколько работников чинили сломанную ось. При помощи нескольких лебедок они подняли тяжелую повозку, чтобы добраться до деталей внизу. Помощь им не требовалась, любоваться тоже было особо не на что, и все же он остановился и принялся наблюдать за работой, каждые