крупных арабских философа XII века были близкими друзьями халифов. Ибн Туфейль (1110–1185 годы) был (в Сеуте и Танжере) секретарем одного из сыновей Абд аль-Мумина, затем стал личным врачом Абу Якуба, который часто обращался к нему за советами. Ибн Рушд (Аверроэс, 1126–1198 годы) сменил Ибн Туфейля возле халифа и познал немилость, впрочем непродолжительную, лишь при аль-Мансуре. Оба они оказали на средневековую философию влияние, которое распространилось даже на христианский мир. Еще Лейбниц высоко ценил философский роман Ибн Туфейля «Живой, сын Бодрствующего» (Хайй ибн Якзан), он читал его в латинском переводе Покока. В этом романе описывается, как ребенок, живущий в одиночестве на пустынном острове, поднимается от чувственного познания, благодаря которому ему удается получить ряд практических навыков, до абстрактных понятий, затем до представлений о мироздании: о небе, которое он представляет себе в виде сферы, и мире — в виде огромного животного, и, наконец, до понятия бога, всемогущего, мудрого, всеведущего и милосердного, качества которого вытекают из изучения свойств природы. Попытка проповедовать философию, предпринятая Живым в соседней стране, ни к чему не привела, и Хайй с примкнувшим к нему благочестивым сектантом возвращается на свой остров, чтобы посвятить себя чистому созерцанию, оставив народу образы и символы. Так Ибн Туфейль определял место, занимаемое соответственно мистикой и религией.

По совету Ибн Туфейля Ибн Рушд начал работу над комментарием к греческим философам, переводы которых показались халифу неясными. Не все его работы дошли до нас на арабском языке; некоторые из них известны только в переводе на еврейский или латинский язык, другие утеряны. Он был скорее аналитиком и комментатором, чем оригинальным философом. Его тройной комментарий к Аристотелю, приспособленный к трем ступеням обучения, имел большое значение. С философской точки зрения Ибн Рушд отходил от Авиценны и Ибн Баджжи только по второстепенным вопросам. В основном он был индивидуален по двум пунктам: в своей теории образования субстанциальных форм, направленной против Авиценны, и в своей теории интеллекта, которая отвергала толкование Александра Афродизского. Ибн Рушд много занимался вопросом об отношениях между научным разумом и верой, считая, что они должны совпадать. И то и другое — лишь этапы развития мысли. Толпе надлежит придерживаться буквального смысла; интерпретация же является делом философа, открывающего истины, познание которых и есть культ бога. Понятно, что эта синкретическая философия, допускающая, что одна и та же истина может представать в различных формах, беспокоила профессиональных богословов и могла навлечь на ее автора подозрение в ереси.

Музыка. Андалусско-магрибское общество, в котором жили Ибн Туфейль и Ибн Рушд, интересовалось не только философией, но также музыкой и другими искусствами. Созданная на Востоке теория музыки проникла через Магриб в Испанию, где сохранялась почти в полной неприкосновенности. По словам Аверроэса, музыка «страстно культивировалась» в основном в Севилье. Философы спорили о музыкальной эстетике, о влиянии звуков на душу человека и их выразительной силе. Аверроэс отвергал жалобные и устрашающие мелодии, рабское подражание чему-то иррациональному и недостойному человека, как, например, крикам животных и природным шумам, из-за их вредного влияния на слушателей. С его точки зрения основная цель музыки была этического порядка: побуждать человека к стойкости и воздержанию. Поэтому он пренебрежительно относился к арабским мелодиям, пользовавшимся большим успехом в городах как Магриба, так и Андалусии. Даже в наше время в Берберии много любителей «гранадской музыки», считающейся самой изящной и выразительной. Эта музыка была искусством горожан. Сельские жители Берберии сохранили свою песню с ясно выраженной мелодической линией, с резкими и простыми звуками, которая могла также исполняться на примитивной флейте или гайте — разновидности волынки с деревянным подвижным язычком.

Архитектура. Зодчество также было искусством города. Подобно архитектуре альморавидов, альмохадская архитектура имела династический характер и полностью расцвела, как только Абд аль-Мумин установил свою власть на Дальнем Магрибе. Это был прекраснейший период в истории мусульманского искусства на Западе.

Абд аль-Мумин воздавал хвалу богу, воздвигая мечети в Тазе, Марракеше, где удалось восстановить план первой Кутубии, ныне не существующей, фундамент которой недавно был обнаружен, и в Тинмеле, в память о махди, где испано-мавританские традиции сочетаются с восточными мотивами и местными влияниями. Он построил также крепость Рибат аль-Фатх, которая занимала место нынешней касбы Удайя в Рабате. Его сын Абу Якуб построил Большую мечеть в Севилье и касбу Марракеша. Якуб аль-Мансур возглавлял, согласно преданию, первую очередь работ по возведению мечети Хасана в Рабате, строительство мечети в касбе Марракеша и завершение строительства Хиральды в Севилье и минарета Кутубии. Мечеть Хасана была грандиозным сооружением; она занимала огромное пространство длиной 183,1 м и шириной 139,4 м и имела шестнадцать дверей. Еще и поныне существует минарет из розового камня, который возвышался в середине фасада.

Из альмохадских минаретов, квадратных в плане и увенчанных центральным фонарем, полностью сохранился только минарет Кутубии. Он состоит из расположенных в шести этажах залов с разнообразными, в зависимости от вкуса архитектора, системами сводов. Фонарь, самая настоящая башенка, покрыт ребристым куполом, над которым возвышаются три шара из золоченой меди. Общая высота сооружения превышает 67 метров.

Ничего не осталось ни от альмохадских дворцов, ни от большого госпиталя в Марракеше, построенного с необычайной роскошью аль-Мансуром — самым знаменитым строителем в династии. Этот халиф воздвиг многочисленные укрепления, и прежде всего цитадель и город Рабат. Огромная глинобитная крепостная стена с воротами, самыми замечательными из которых и лучше всего сохранившимися являются ворота Баб ар-Руах, тянулась на 5,5 километра. Обширный ансамбль военных построек, составляющих «лагерь победы» (рибат аль фатх) и ставших касбой Удайя, был предназначен для наблюдения за устьем Бу Peгpeгa и должен был служить местом сосредоточения экспедиционных сил для походов в Андалусию. Великолепные ворота цитадели из камня охристо-красных тонов представляют собой стрельчатую подковообразную арку и замыкают три квадратных зала. В Марракеше, где альмохады построили глинобитные крепостные стены с квадратными башнями по бокам, ворота Баб Агенау своим величием напоминают ворота Удайя. Халифы построили также крепостные стены Фес аль-Бали, сохранившиеся главным образом в северной части нижнего города.

План мечети Кутубия в Марракеше (по H. Terrasse, «L'art hispano-mauresque des origines au XIIIe siecle», табл. 51, стр. 308). Общая композиция та же, что и для мечети в Тинмеле, однако план стал уже богаче и сложнее

Орнаментика альмохадов резко отличается от орнаментики альморавидов стремлением к плавности и легкости. Растительный орнамент получает новое развитие и выводит свою окончательную форму из пальмовой ветви. «Каждый лист отделан по-своему, а его контуры очерчены с большой тщательностью. Формы становятся более плотными, листья, толстые