Тут я начинал буксовать. Никаких ценных мыслей в голову не приходило, а малоценные были просто мусором и средством позабавиться.

Ну а потом начался просто цирк.

Да, именно цирк. Не в переносном, а в прямом смысле этого слова.

К нам в город прибыл передвижной цирк-шапито. Со зверьми, борцами и акробатами. Огромный шатер и вагончики обустроились на окраине города, на пустыре, где по государственным планам через год должна была разместиться спичечная фабрика.

Событие для города, не избалованного культурными новациями, было значительное. Естественно, народ начал ломиться на представления. Пацаны со всего города толпились, мечтая просочиться без билета и взглянуть на дрессированных медведей. Билеты тут же стали в большом дефиците, но, конечно, не для нашей организации. Должен же кто-то присматривать за беспокойным цирковым народцем, чтобы крамолы на сцене не было, которая встречалась не раз на выступлениях гастролировавших еще недавно по всей стране иностранных цирков. Вот и положь контрамарку на стол.

В субботу вечером я предъявил Варе эти самые контрамарки, и в воскресенье, являвшееся единственным и долгожданным выходным днем в неделю, мы отправились культурно развиваться.

На площадке перед цирком продавали баранки, ситро и бутерброды, правда, по немилосердным нэпманским ценам. Настроение царило праздничное. И с меня даже чуть смыло напряжение после последних событий. Все же никому не удается привыкнуть к тому, что тебя в очередной раз пытаются убить, и ты опять чудом остаешься жив. Как ни хорохорься, а осадочек остается. И ночью спать тяжело. И рука сама тянется к стакану с водочкой, но еще дядя Сева учил, что это не наш метод. Страх необходимо перебарывать в ясном сознании. И для этого рекомендуется переключиться на что-то радостное и яркое. Вот я и переключился.

Суета в шатре улеглась. Зрители удобно устроились на скамьях. И началось представление.

Подобные выступления я видел не раз. В принципе, они не сильно отличаются друг от друга. Разве только отточенностью и мастерством труппы. Прибывшие в Углеградск циркачи звезд с неба не хватали, но были вполне крепкими середнячками. Поэтому медведи ревели на все деньги. Акробаты выстраивали акробатические пирамиды. Клоуны кувыркались и смешили публику. А зал, как положено, взрывался аплодисментами, криками, свистом, а иногда просто замолкал в тревожном ожидании, когда исполнялся очередной «смертельный номер».

Варя воспринимала все настолько искренне и восторженно, что я больше любовался ей, чем циркачами Она хватала меня за руку. Ойкала в драматические моменты. И в своем легком праздничном платье, сшитом своими руками, она была особенно обворожительна. Но дело не только во внешности – вон делопроизводительница больницы Анастасия Дятлова тоже недурна собой. Просто как будто изнутри моей девушки исходил лучистый свет, в котором смешались доброта, сочувствие и совершенство. Вообще, в Варе органично сочеталась детская непосредственность, романтическая возвышенность любительницы дамских романов и циничная стойкая практичность прирожденного медицинского работника. Она будет потрясающим врачом, просто создана для этого. Ну а я создан, чтобы ее оберегать.

Цирковая карусель залихватски крутилась. Звери, акробаты, клоуны. Антракт. Лимонад и бутерброды. И опять – клоуны, обезьяна и полет гимнастов под куполом.

Под конец представления, как гвоздь программы, самое для меня интересное и родное – вольная борьба.

Борцов было двое. Возили они друг друга по ковру с энтузиазмом и выплескивающимися наружу эмоциями, криками, угрозами и стонами. Однако я видел, что большинство самых острых моментов постановочные и театральные. Хотя ребята и правда были здоровенные.

С интересом отметил, что Варя не морщила нос от «мужланских забав», не строила из себя королеву, а на борьбу смотрела с интересом. И даже болела за одного из борцов, который в итоге и проиграл.

Ну и, как положено, ведущий представление шпрехшталмейстер во фраке кинул азартный клич:

– Кто положит нашего лучшего бойца?

В общем, кто положит циркового борца на лопатки, тому приз, восторг и уважение.

Конечно, желающие нашлись. Шахтеры – ребята, привыкшие как к физической работе, так и ко всяким удалым забавам, полезли проверять на крепость и себя, и заезжих фанфаронов. Здоровенного детину с длинными руками цирковой борец уложил через двадцать секунд. Следующий, невысокий, весь свитый из стальных канатов жил и мышц мужичонка продержался пару минут, но и его угомонили на полу.

Мне даже обидно как-то стало за становящийся постепенно родным город. А шпрехшталмейстер еще сыплет соль на рану:

– Ну что, никто не может возразить нашему борцу?

Тут я и зашевелился. Варя посмотрела на меня удивленно:

– Ты куда?

– Померяемся силушкой.

– А ты умеешь? – недоверчиво спросила она.

И я с удовольствием отметил, что в голосе ее зазвучало беспокойство по поводу сохранности моей телесной оболочки.

– Да в книжках много про это читал, – хмыкнул я.

И слово «книжка» вдруг как-то срезонировало в моем существе. Оно будто пыталось приоткрыть засов для какой-то мысли, рвущейся на оперативный простор. Но озарения не случилось.

Ладно, потом додумаем. Сейчас бороться надо.

Сегодня я был в моем единственном гражданском костюме. Стянул пиджак, рубашку. И обругал себя за поспешность – ведь растерзаю в клочки на борцовском ковре отутюженные брюки. Но отступать поздно! Под ободрительные крики «Покажи павлинам заезжим», «Не посрами шахтеров» вышел на сцену.

Мой отец, сам обладавший огромной физической силой, с детства воспитывал из меня гармоничную личность эллинского толка, сочетающую, по его замыслу, физическое и духовное совершенство. Но на этом тернистом пути его ждало жестокое разочарование. Он был математик, а я в точных науках не шибко преуспевал. «Да, Пифагора из тебя не выйдет. Может, хоть спартанец получится. Такие тоже нужны. Будешь трудиться вышибалой в ресторации», – вздыхал отец. А меня непреодолимо тянуло к художественной литературе и вольной борьбе.

Ладно, прочь грустные воспоминания. Надо настроиться на поединок.

Я встал напротив циркового борца. Здоровый чёрт. Мышцы бугрятся. И двигается плавно. Видно, что опытный.

Он тут же ринулся в атаку. Попытался прижать меня, перевести в партер. И, поднапрягшись, лихо сшиб с ног, притом уронил так, что именно в этот момент звякнули у меня в сотрясающейся голове мысли, и в полусумрачном состоянии на меня снизошло просветление. Вон Шерлок Холмс боксом занимался. Вполне возможно, что и на него просветление находило после вот таких ударов.

Больше всего мне сейчас хотелось встать, отряхнуться и пойти заниматься делами, додумывать, просчитывать. Но противник не разделял моих чаяний. Гнул, пытаясь приложить лопатками к ковру.

Ну уж нет! Каким-то невероятным усилием я вывернулся, поднялся на ноги. И вот мы снова стоим друг напротив друга. А