Ветвитский посмотрел на меня даже с какими-то умилением:

– Расстрел? Ваша беда, что у вас слишком мало профессионалов. Их заменяют такие молодые, пламенные и наивные. Ну какой суд, Александр Сергеевич? В шпионских играх это моветон. Я слишком дорого стою, слишком много могу дать. Таких не ставят к стенке. Таких угощают дорогими сигарами, изысканными винами. С такими договариваются.

А ведь прав, контра. Я задумчиво посмотрел на него и произнес:

– А может, расхлопать вас при попытке к бегству?

– Можно. Но не разумно. Так ведь недолго и самому под расстрел пойти. Ведь спросят же – а не по наущению ли противника товарищ Большаков убрал ценного свидетеля? Насколько знаю ваши традиции, со своими вы церемонитесь еще меньше, чем с чужими. Оглянуться не успеешь, как сам станешь врагом трудового народа и услышишь «пли».

Тут он прав. Да и эмоции пора уже начать задвигать подальше. «Юношеский максимализм, – как говорили наставники, – в нашем деле до добра не доводит». Вот только избавиться от него никак не удается.

Я усмехнулся и примирительно произнес:

– Не мне решать, умереть вам или нет. Это уже не моя игра.

– Вот и правильно, – произнес Ветвитский.

На его лице появилась торжествующая, но все же вымученная улыбка.

Его ждала неизвестность и шанс уцелеть, будучи полезным. А меня ожидала моя работа, которая начинала получаться. Меня ждала Варя. Меня ждала светлая, полная перспектив, жизнь в любимой до боли стране…