Он поймал мою улыбку и улыбнулся в ответ с заявлением:

– Вы вместе красивые. Я любуюсь.

Я чуть не поперхнулся и переспросил:

– Я и Варя?

– Да. Я рад… Но… Если обидишь ее… Обидишь ее… Тогда прибью! – Ноздри его раздулись, взгляд стал стальной. – Она хорошая.

– Не бойся, Гордей. Я сам за нее кого хочешь прибью. У меня же дороже никого нет.

– Никого нет. – Напор схлынул, и юродивый как-то обреченно опустил плечи. И всхлипнул.

Тут меня толкнула вперед неудержимая волна сопереживания и сочувствия. Я вдруг понял, что с головой у Гордея все не так и плохо. Он не идиот и вполне способен понимать все. Просто он заперся от большого мира в своем наглухо закрытом мирке. Он боится открыться, чтобы ужас потери не разорвал его на части. И, возможно, он еще способен прийти в себя.

– Гордей, не горюй, – мягко произнес я. – Уж я тебя понимаю отлично. Сам такой же.

И вдруг язык у меня развязался. Поведал я юродивому о своей судьбе. О том проклятом дне, когда я смотрел на виселицу для учителей нашего городка. И о том, каких трудов мне стоило удержаться на поверхности, а не рухнуть в бездну.

– Понимаешь, Гордей. Впадая в безумное отчаянье, мы предаем наших ушедших. Они ждали от нас другого.

Гордей замер, потом опять всхлипнул.

– Мы должны жить на полную, – продолжал я. – И не опускать руки. Гордей, ты уже достаточно настрадался. Пора возвращаться в мир. Пора выходить из тюремных стен, в которые ты сам себя заключил.

Он посмотрел на меня, как мне показалось, совершенно ясными глазами. А потом заговорил. Сбивчиво, заикаясь. Но в целом понятно:

– А я ведь видел… Я все видел… Если бы не видел, было бы все не так. А я видел.

И выложил мне все. Притом неожиданно понятным и доходчивым языком.

А я сидел разинув рот. Только что один из элементов головоломки со скрежетом встал на свое место.

Мне оставалось кое-что проверить. И на эту проверку я потратил пару дней. И угодил в цель – в яблочко! Дело начинало сдвигаться с места, набирая скорость, как спущенная в шахте с тормоза под откос вагонетка.

Но на этом подарки свыше не закончились.

Через пару дней я отправился к осведомителю Султану, и там меня ждал очередной сюрприз…

Глава 40

– Это какой-то прямо картельный сговор и наглый буржуйский бандитизм! – вполне искренне возмущался проникшийся социалистической сознательностью ассириец. – Они обо всем договорились! Кто где закупает! Как надуть наше родное государство. А крестьянин что? Крестьянину лишь бы подороже!

Теперь он обладал исчерпывающей информацией о частных закупщиках и их планах. И стало понятно, что закупки зерна в этом году будут не менее тяжелыми, чем в прошлом. Несколько дней назад самые главные нэпманы собрались в области, где с деловой обстоятельностью поделили пирог и определили, как будут уводить из-под носа госзакупщиков нынешний урожай. Наглость, конечно, поразительная. Фактически они плели сети заговора против экономической основы нашей страны. И, главное, не слишком стеснялись. Что-то расслабились буржуйские отродья в последнее время. И все наши мероприятия по нормализации рынка зерновых не послужили им уроком.

А Бен-Йоханын большой молодец. Везде ведь пролезет, все узнает. Талант!

Благодаря ассирийцу схема спекуляции и саботажа в наших краях становилась более-менее понятна. Да, этих ушлых прохвостов ждет большой сюрприз. Они еще хорохорятся, расслабленные НЭПом и некоторой долей попустительства по отношению к торговому и мелкобуржуазному элементу. Мало их били. Но за этим дело не станет. И шутки заканчиваются.

Тут мне вспомнились последние разговоры с той же Варей и милиционером, их предчувствие больших испытаний. А ведь и правда, без голода не обойдется. Слишком титанические силы столкнулись. Алчность буржуазного сословия, разложение, недалекость части советского аппарата, с одной стороны. А с другой – стальная устремленность в будущее истинных партийцев и патриотов, их готовность безжалостно гнуть и ломать всех через колено.

– А много еще расхитители с шахтоуправления наговорили? – с некоторой опаской поинтересовался ассириец.

Я усмехнулся. Ну понятно же, что далеко не обо всех совместных махинациях осведомитель рассказал. И теперь трясется.

– Не бойся, – отозвался я бодро. – До тебя пока не дошли.

– А убийца инженера Синицына? Вы же его установили.

– Установили. Скрывается. Но никуда не денется.

– Я бы на вашем месте внимательнее следил за образованным сословием и бережнее к нему относился. Без старых специалистов вы индустриализацию не потянете, – начал вещать ассириец, демонстрируя воистину государственнический кругозор – наблюдалось за ним порой такое. – Вот и будет по ним враг бить.

– Думаешь, враги советской власти перейдут к избирательному террору? Станут выбивать специалистов, чтобы замедлить индустриализацию?

– А что такого? Просто, дешево и эффективно. Потеря одного старого инженера – эта порой как потеря целого цеха. Знай только выщелкивай их. А новые инженеры вам такого понастроят.

– Что это ты на новых инженеров наговариваешь?

– Да куда им до старых. Они еще себя не осознали должным образом. Вон раньше образованное сословие было – каждый голова и фигура. Тянули железные дороги. Строили заводы. И за любым свершением стоял такой вот инженер. И друг друга они знали все. Уважали и письма писали. Потому что мало их было. Все наперечет. Как деревня какая.

– Деревня, говоришь, – задумчиво протянул я, пытаясь уловить некую мысль.

– Так что берегите старых специалистов. А то сегодня Синицына убили. Завтра – Ветвитского.

– И его ты знаешь?

– Так тоже заходит. Инженеры люди с пониманием. Цену хорошим вещам разумеют.

– Это я в курсе. А когда ты Синицына в последний раз видел? – Я все пытался поймать эту умело уворачивающуюся из фокуса моего внимания идею.

– Так как раз перед тем, как его растерзали.

Черт, а ведь об этом надо было спросить сразу. Да уж, даже на доктора Ватсона не тяну.

– Чего он приходил? – поинтересовался я.

– За коньяком хорошим приходил. Ведь настоящий коньяк в городе только у меня.

– Зачем ему коньяк?

– Говорил, что приехал его сокурсник по «альма матер». По Берлинской высшей технической школе. Встретятся и отметят.

– И кто у него сокурсник?

– Так Ветвитский. Они вместе там год отучились.

Я потер виски пальцами. Что-то провернулось в сознании, со скрипом. И тут же шестеренки стали становиться на свое место. А потом в голове начал разворачиваться план.

– Что-то ты побледнел, Александр Сергеевич, – обеспокоенно произнес ассириец. – Может, водички?

Я посмотрел на него. Распрямился. И ощутил, как несет меня вперед бесшабашная волна, когда море по колено и все дела по плечу. Ну что, перекидываем стрелку, переходим с