Цель? Интервенция? Нет, пока такие крайности не рассматривались, поскольку буржуины уже поняли, что лучший способ объединить русский народ – это интервенция Запада. У них были виды на кого-то из представителей высших властных структур, которым должны были помочь перехватить власть и которые потом будут честно отрабатывать вложенные в них средства, станут марионетками и сами, без посторонней помощи, потащат страну к расчленению, а потом и к превращению в колонию с нищим народом и просто гигантскими запасами полезных ископаемых.

Атаман Шустов давно был на крючке у иностранной разведки. Родня у него вся в Польше, поэтому Ветвитский держал его за жабры прочно. И был убежден в его верности, которая особенно важна была в рамках их общего дельца, о котором не знало руководство разведки, – поисках царского золота.

С этим золотом ничего не получалось, пока один из агентов не сообщил, что в кутузке в нашей области томится бывший старший урядник, которого есаул Носовский привлекал к захоронке золота. Тут Ветвитский понял, что это шанс. И что если не будет держать ситуацию под контролем, то его просто надуют. Шустову он не слишком доверял, даже с учетом его трогательной заботы о родственниках в Польше.

Вот и отправился он сам в Углеградск. И разработал план, как при удачном завершении дела переправить золото на Кавказ под видом груза для промышленности, а там и за рубеж.

– А не проще было прибыть по поддельным документам какой-нибудь заготконторы или как частное лицо, которое никто проверять бы не стал? – спросил я. – Зачем вас понесло в самый центр событий под видом человека, который обязательно вызовет интерес? Да и не думаю, что ваша легенда была готова выдержать серьезную проверку.

– Иначе меня просто не отпустили бы в командировку, – улыбнулся Ветвитский. – У моего начальства были кое-какие планы на ваше шахтоуправление.

– Какие именно?

– Ну, Александр Сергеевич, дорогой мой, право, не стоит уводить разговор в сторону. Уверяю, на такие темы мне будет с кем поговорить в будущем, надеюсь, ко взаимному удовольствию. Вернемся к нашим баранам.

– Кстати, хочу сделать комплимент. Вы прекрасно сыграли преданного стране старого специалиста. Какие были пламенные лекции о великом будущем пролетариата и моральном тупике мирового капитализма! Вы меня воодушевляли не хуже нашего дивизионного комиссара. Гениальная игра.

– Эх, как говорил император Нерон – какой великий артист погибает, – кисло улыбнулся Ветвитский.

– Только говорил он это после того, как поджег Рим. И перед тем, как его растерзал благодарный ему за это народ.

– Настоящее искусство всегда наказуемо. А вы поразительно образованы для плебса. – Инженер задумался, потом попросил: – Александр Сергеевич, в качестве ответной любезности расскажите, как вы вскрыли мою легенду.

– Ваш прокол с инженером Синицыным. Когда я разговаривал с вами, вы даже словом не обмолвились о том, что знали его по совместной учебе в Германии, что переживаете о его безвременной кончине. Даже если вы не дружили, то хотя бы ради приличий должны были выдать положенное сочувствие и небольшую порцию скорбных воспоминаний.

– Вы правы, – угрюмо кивнул Ветвитский.

– Мотив убийства Синицына. Я подумал – а может, он мог кого-то узнать. Кого? И тут вы, такой загадочный и восхитительный. Ну а дальше…

– Как же такой желторотик переиграл меня, можно сказать, легенду разведки, – горько произнес инженер.

– Так я же вам говорил – ОГПУ есть передовой отряд пролетариата. А пролетариат – передовой класс. То есть я передовой из передовых. А вы лишь наймит одряхлевшего старого мира жадности и эксплуатации. Такой слуга старой вредной тетки Англии, которую не сегодня-завтра прихватит инфаркт. И кто должен был победить?

– Вы потрясающий демагог, – с уважением протянул Ветвитский.

– В каждой демагогии лишь доля демагогии, – ухмыльнулся я…

Глава 46

В область было направлено спецдонесение по результатам операции. Этого показалось мало, и туда отбыл сам Раскатов. Вернулся через три дня. Не расстроенный, наоборот даже, но какой-то озадаченный. На вопрос – а что там по нашим делам и что дальше, ответил:

– Ждем.

И опять тишина.

Хотя ежу было понятно, что Ветвитский у нас надолго не задержится. Вскоре его заберут в область, а потом и в Москву. И тут возникал острый вопрос – а не выложит ли он старшим товарищам всю теневую сторону истории с Перваком? Меня это волновало, но Раскатов, которому я поведал о своем беспокойстве, только отмахнулся:

– Не бери в голову. Тут все будет нормально. Я все сделал. Главное, не болтай.

– Да я понимаю.

Придя однажды к Варе, я попросил найти Гордея. Того и искать не пришлось, он тут же появился сам в процедурном кабинете со своим привычным: «Что сделать по хозяйству?» Тут я ему максимально подробно, понятное дело, в рамках режима секретности, поведал, что Атаман и его подручные уничтожены. Так что семья несчастного парня отомщена.

Гордей слушал очень внимательно. Кивал. Вздыхал. Он все понял. И мне показалось, что с того дня он начал тяжелое возращение в мир. И речь стала более связной, и взгляд более осмысленный. Мне очень хотелось, чтобы он вернулся.

Между тем я встречался еще несколько раз с Ветвитским. Беседовать с ним было интересно. Мы трепались о политике, о жизни. Он достаточно скупо, но занимательно расписывал некоторые эпизоды своей шпионской работы, однако упорно отказывался называть конкретные имена и адреса. Но это уже не моя забота.

– Сглупили все, – однажды удрученно проговорил Ветвитский. – И вы, и я.

– Я-то в чем? – продемонстрировал я искренне удивление. – Вы же передо мной сидите, а не мое продырявленное тело лежит на дне моря, как было задумано.

– Мы упустили шанс, – вдруг с каким-то не наигранным надрывом произнес Ветвитский. – Поймите, в этом мире вес имеют только деньги и происхождение. И деньги все больше заменяют происхождение. Есть господа и есть прислуга. Как бы многого мы с вами ни достигли, все равно мы будем прислугой для грязной работы. И шанс войти в круг, шагнуть на следующую ступень дается очень редко. И мы его упустили. Так и придется нам дальше разгребать грязь.

– Вы же все равно хотели меня шлепнуть.

– Но вы при ваших способностях могли бы проявить изворотливость и достичь своего. Но ваш шанс тоже упущен.

– Мой шанс – это послужить Родине.

– Все же вы наивны. Люди любят вещи. Люди любят жить красиво. Люди любят быть выше других людей. И никогда ничего вы не исправите. Все ваши идея братства, равенства, общенародной собственности рано или поздно натолкнутся на это. Так что ваш самый передовой строй обречен.

– Пока что обречены вы, – усмехнулся