Шрифт:
Закладка:
— Да, вполне. У нее собственный дом на побережье, кстати очень неплохой.
— Едете к ней на все каникулы?
— Да, я у нее всегда каникулы провожу. Понимаете, дома-то у меня нет. Родители умерли. Тетка — моя опекунша.
Выслушав это сообщение, Нигглер затушил окурок и выразил удивление, что тетка не прислала мистеру Фезерстоуну денег на дорогу.
— Что вы, она бы обязательно прислала, ее и просить не надо. Просто так добираться интереснее.
— Ясно. А я-то решил, что она у вас прижимиста.
Нет-нет, напротив, она очень щедрая, заверил Нигглера мистер Фезерстоун, хотя денег на ветер не кидает. В начале семестра она его всегда обеспечивает лучше некуда.
Теперь уже Нигглер решил, что самое время переменить тему.
— Эта моя приятельница с дочкой содержат придорожное кафе, очень приличное, — сообщил он. — Можно неплохо поесть. Макрель в горчичном соусе у них просто отменная, но это сезонное блюдо. А таких сосисок с пюре я больше нигде не едал. Вы как относитесь к сосискам с пюре?
Как ни странно, оказалось, что это одно из любимых блюд мистера Фезерстоуна. В Оксфорде есть одно кафе, он частенько туда забегает, потому что сосиски они готовят — объедение.
— Ну, стало быть, будете довольны, — отозвался Нигглер. — Тем более что платить за ужин и ночлег не придется.
— Не придется платить? У вас, я вижу, полно друзей, и все на редкость гостеприимные.
— Да понимаете…
Нигглер умолк, точно на него вдруг вихрем налетели какие-то мечты. Расплющенное могучим кулаком лицо стало расплываться в мягкой, если не сказать сентиментальной, улыбке. Острые серые глазки устремились вдаль, как бы лаская зеленеющие кусты боярышника, едва начавшие распускаться дубы, желтые от первоцвета лужайки в предвкушении чего-то необыкновенно приятного.
— Понимаете, тут все не так-то просто, — наконец проговорил он. — Мы с Лил не просто друзья. У нас с ней отношения особые.
Придорожное кафе под вывеской «Роза Килларни»[3] состояло из маленького оштукатуренного домика и двух старых железнодорожных вагонов, стены которых были выкрашены ярко-алой, а наличники столь же яркой желтой краской. Две жестяные трубы, которые высились на крышах вагончиков, словно ноги рыцаря в набедренниках, наколенниках, наголенниках и солеретах, изрыгали темные клубы дыма, и они стлались по долине, и без того окутанной пеленой надвигающегося дождя.
Судя по запаху, который несся из вагончиков, там что-то жарили на машинном масле, окна густо запотели. На асфальтовой площадке возле кафе стояло несколько грузовиков — обычно их бывает раза в два-три больше, пояснил Нигглер. Нынче пятница, вечер, все гонят домой.
Когда они вошли в кафе, вонь горелого машинного масла ударила им в нос со всей силой. Мало того, к ней присоединился букет разнообразных резких запахов — рыбы и бекона, соленых огурцов, бараньих котлет, сосисок, вареной свинины, уксуса.
У красных пластиковых столиков, за которыми сидели несколько водителей — причем почти все ели сосиски с пюре, запивая их дымящимся чаем из огромных кружек, — суетилась крупная дебелая девица лет семнадцати-восемнадцати, с толстыми руками и самодельным перманентом на льняных волосах. Эти всклоченные волосы придавали ей сходство с соломенным чучелом, казалось, оно только что выскочило из темноты, где его что-то смертельно перепугало.
— Мама, мама, гляди! Нигглер приехал!
Голос у девушки был тягучий, обволакивающий. Мистера Фезерстоуна даже передернуло, когда он его услышал, будто ему ни с того ни с сего влепили смачный тошнотворный поцелуй.
— Я мигом, Фезер, — сказал Нигглер, — только в кухню наведаюсь. Располагайтесь как дома. Как делишки, Эди? — спросил он дебелую девицу. Это мой приятель, мистер Фезер. Он с удовольствием выпьет чайку.
— Вы случаем не родственник миссис Фезер? — спросила девушка и зычно, добродушно расхохоталась прямо мистеру Фезерстоуну в лицо, так что ее могучая тугая грудь мелко затряслась. — Признавайтесь, чего уж там!
— Моя фамилия — Фезерстоун, — ответил он.
А тем временем в кухне Нигглера душила в жарких, страстных объятиях дородная женщина, которая раньше жарила сосиски. От наплыва чувств она едва не лишилась сознания.
— Нигглер, Нигглер, наконец-то! Я уж и не чаяла тебя дождаться!
И она снова кинулась целовать Нигглера, он же принимал бурные изъявления ее любви скорее философски, чем с видом истосковавшегося любовника.
— Не мог я, Лил, никак не мог. Пришлось на той неделе ехать на север, в самый аж Донкастер.
С уст Лил сорвался стон, казалось, она вот-вот зарыдает от облегчения и радости, и Нигглер в знак утешения нежно погладил ее по груди.
— Ой нет, что ты, не надо, — возразила она. — Я и так уже сама не своя…
Вся трепеща, она с трудом заставила себя отвести его руку и повернулась к огромной чугунной сковороде, где, шипя и лопаясь, жарилось десятка три сосисок. При всей своей неброскости Лил была очень привлекательна. Лицо нежное, гладкое, будто фарфоровое, завитые перманентом пышные каштановые волосы венчают голову, как шлем. Большие темно-карие глаза ярко блестят, на пухлых сочных губах вечно играет улыбка.
— Ну говори же наконец, Нигглер, миленький, а то я совсем извелась — ты привез?
Нигглер сделал вид, что заинтригован и удивлен и решительно не понимает, о чем это его спрашивают.
— Привез? Что я должен был привезти?
Лил испустила еще более глубокий вздох, уже совсем похожий на рыдание, и, позабыв о сосисках, срывающимся от волнения голосом объявила, что спрашивает о кольце — обручальном кольце.
— Ты же обещал, что на этот раз обязательно привезешь. Честное слово дал.
Нигглер беспечно подтвердил, что да, действительно обещал, но вот уже полмесяца, как у него туговато с финансами. Два фаворита подвели, и он, можно сказать, остался на бобах.
— Приглядеть-то я кольцо приглядел, — сказал он, — но на него мне не хватает десяти фунтов.
— Так ведь можно купить в рассрочку, кто тебе мешает?
— Нет, это кольцо в рассрочку не продается. Я его покупаю у одного приятеля. Он ювелир. — На лице Нигглера расцвела широкая обезоруживающая улыбка, и Лил почувствовала, что тает. — Бриллиант и рубины в платине. Колечко — загляденье.
— Ой, Нигглер, миленький, солнышко ты мое!
— И цена сходная. Стоит оно двести фунтов, а мне уступают за пятьдесят.
Глаза у Лил так и запрыгали; чуть не плача от счастья, она пролепетала, что это неслыханная удача, даже поверить трудно… А вдруг тут кроется какой-нибудь подвох? Вдруг кольцо фальшивое или с изъяном, такого быть не может? Ей фальшивого не надо.
— Я привык доверять людям, — с достоинством, даже с обидой отрезал Нигглер. — Доверять и не задавать вопросов.
— Да ведь разница-то какая — двести фунтов и
