обсуждать недавние концерты или дворцовую моду, помня об усеянных костями полях и птицах, совершающих мурмурацию в небе. Разве сможет она вынести рассказы скучных молодых людей о поездках в Европу, о церквях и музеях, после того как увидела эти березовые соборы?

Мария напоминает себе, что такая жизнь не продлится долго, да она и сама не очень-то стремится ее продлить. Придется зарабатывать на жизнь, и это, возможно, теперь тоже будет трудней.

– Я бы на вашем месте упала в обморок от ужаса, моя дорогая. Вам было очень страшно?

Графиня легонько похлопывает веером по руке Марии, прерывая ее раздумья. После происшествия с птицами Мария оказалась в центре внимания, превратившись в героиню готического романа стараниями Гийома и графини, которые, как оказалось, питали слабость к леденящим душу историям. Она убеждается в том, что ее статус в первом классе изменился, когда за завтраком Лафонтен подсаживается к ним с графиней, а Лесковы и торговец Ву Джиньлу за соседним столом затихают, прислушиваясь к их разговору.

– Вы должны нам все рассказать, – требует Гийом.

– Воображаю, какие вас мучают кошмары, – прибавляет графиня, попивая кофе.

– Спасибо, но я хорошо спала.

– В поезде так жарко, просто ни минуты покоя. Коли пожелаете, у Веры есть прекрасная настойка.

– Если бы это я побывала там, то потом вовсе не смогла бы уснуть, – перекрестившись, заявляет Галина Ивановна. – Должно быть, Господь наделил вас более крепким здоровьем, чем меня.

Марии хочется в это верить.

– Уверяю вас, все случилось так быстро, что я даже не могу вспомнить подробности.

Конечно же, это неправда. Ах, если бы она могла снова прильнуть глазом к окуляру, чтобы еще раз ощутить этот интерес к себе! Как там сказано у Ростова? «Такой близкий и такой недоступный мир. Я пытался ухватиться за него, но он проскользнул между пальцами».

Не это ли каждый день ощущает картограф, находясь так близко к небу с диковинными птицами? Наверное, он и сейчас ведет наблюдения в своей башне.

– А где была капитан, когда на вас напали птицы? – спрашивает Галина Ивановна, вцепившись в руку супруга. – Кажется, нас уверяли, что мы в полной безопасности?

– Стрелок вовремя заметил птиц. Это его выстрелы их отпугнули.

Мария внезапно чувствует усталость от этих разговоров, идущих по кругу со вчерашнего дня.

– А если в следующий раз не удастся их напугать так легко? Что тогда?

– Тогда, мадам, можно будет лишь надеяться, что нам всем хватит sang-froid[4], как хватило его Марии Петровне.

Гийом тактично вытирает губы салфеткой, и Мария уже не в первый раз восхищается его способностью соблюдать светские приличия даже в такой обстановке.

Стюард ставит перед ними тарелку с мясным ассорти и тонко нарезанной восковой тыквой.

– Опять без рисового отвара? – возмущается Ву Джиньлу.

Стюард приносит ему глубочайшие извинения и просит потерпеть еще немного.

– Сегодня утром в ванной совсем не было воды, – жалуется Галина Ивановна. – Считаю, это просто позор, когда поезд настолько не соответствует тому, что нам было обещано.

– Зато путешествие становится еще увлекательней, не правда ли, моя дорогая?

Лесков берет супругу за руку, и она снисходительно улыбается. Мария не может удержаться от воспоминания об успокаивающем прикосновении длинных, тонких пальцев Судзуки к ее собственной руке. Но тут же отгоняет эту грезу.

– Моя жена упрекает меня в чрезмерной тяге к новым впечатлениям и приключениям, – говорит Гийом. – Но какую еще дорогу мы можем выбрать, столкнувшись с такими чудесами? Было бы вопиющим самодовольством и даже неблагодарностью воспринимать их как обыденность, не так ли?

– Простите моего мужа, – говорит Софи. – Иногда он становится слишком поэтичным перед невольными слушателями.

– Я говорю о том, что мы не должны бояться. Разве мы не убедились, как крепки эти стены и окна? – Гийом набрасывается на еду с куда большим аппетитом, чем та, по мнению Марии, заслуживает.

– Мне кажется, немножко страха пошло бы только на пользу, – возражает Софи.

– Разделяю ваше мнение, – говорит Мария и замечает, как играет на губах Гийома легкая усмешка, когда он смотрит на нее и на жену.

«В его понимании все правильно, – думает она. – Женщины должны бояться, а мужчины – геройствовать».

Уже у двери ее перехватывает Генри Грей, которому, как и всем прочим, не терпится разузнать о птицах. Не могла бы она описать их немного точней? Каков, по ее мнению, размах крыльев? Он наблюдал мурмурацию издали и, когда понял, что происходит, помчался в башню картографа, чтобы увидеть все собственными глазами, но, к огромному своему разочарованию, опоздал. Он раскрывает блокнот и с нетерпением смотрит на Марию.

Она замечает, что остальные обмениваются осуждающими взглядами. Как неприлична и нелепа его навязчивость!

– Мистер Судзуки говорит, что уже видел мурмурацию раньше, но не такую большую и не так близко к поезду.

Грей кивает и записывает в блокнот, а затем поднимает голову, ожидая продолжения.

– У них желтые глаза с большими черными зрачками.

И один глаз смотрел прямо на нее сквозь линзу телескопа. Как будто завис перед ней и наблюдал, один за всех.

– А перья кажутся коричневыми, но под лучами солнца проявляются и другие цвета. Зеленый и золотой.

– А поведение? Не было ли в небе хищников, вызвавших эту мурмурацию? Или, может быть, вы заметили что-то еще?

Весь вагон прислушивается. Звяканье столовых приборов и разговоры затихают.

«Ощущение осмысленности, разума».

– Нет, – говорит Мария. – Небо было пустое. Но все произошло очень быстро. Жаль, что я не могу рассказать вам больше, из меня никудышный натуралист.

– Нет, что вы, в подобных обстоятельствах это вполне объяснимо.

Хотя в глубине души Грей явно с ней согласен.

Она собирается что-нибудь добавить, но в этот момент слышится возглас графини:

– Боже мой, что это?

Вслед за ней все поворачиваются к окну. Над землей мерцают голубовато-белые языки пламени, кувыркаются в воздухе, словно сорванные ветром листья, а потом взмывают ввысь и пропадают из вида.

Стюард с грохотом роняет поднос на стол.

– Я читал о таком, – говорит Грей. – Это называется «Валентинов огонь». Уверен, что он возникает крайне редко и только при определенных погодных условиях.

Языки пламени трепещут на ветру вокруг поезда и рельсов.

Мария тоже читала об этом явлении в «Путеводителе» Ростова. Оно названо по имени крестьянского мальчика, чью деревню сожгли царские слуги. Мальчик оплакивал потерянный дом, и его слезы, падая на землю, обращались в пламя. И потом, когда царь снова причинял вред своей стране, огонь возвращался как предвестие беды.

– По словам Ростова, он предупреждает о несчастье, – говорит Мария.

Грей снисходительно качает головой:

– Его вызывают подземные газы и состояние атмосферы. Уверяю вас, ни о чем он не предупреждает.

Однако Мария замечает, как побледнел стюард, вытирающий стол трясущимися руками.

После завтрака она сопровождает графиню в смотровой вагон. Вера отказывается заходить внутрь, несмотря на все уверения, что голубое пламя не сделает ей ничего дурного.

– Юрий Петрович, чтоб у него язык отсох, напугал ее, утверждая, что это адский