такое сразу замечают.

– Вороны всех подозревают в работе на Общество. Наверное, ей одиноко и скучно. То, что ты постоянно суешь нос в чужие дела, еще не значит, что и другие так делают.

Она старается сохранить невинный вид.

– Я просто подумала: ты можешь больше знать о том, что происходит в первом классе, раз уж вы такие друзья с доктором Греем…

Алексей едва не давится крекером.

– Он мне такой же друг, как и тебе.

– Я видела, как вы с ним разговаривали, и мне показалось…

– Тебе неправильно показалось, – твердо встречает он ее взгляд. – Раз уж ты так обо всех заботишься, пошла бы и навестила Профессора.

– Доктор никого к нему не пускает.

– Да неужели? Я слышал, что Аня утром принесла Профессору супу и доктор с радостью ее пропустил.

Вэйвэй собирается резко ответить, но тут в столовую входит группа кондукторов.

– Приятно видеть, как первый механик трудится не покладая рук, решая проблемы с водой.

Усмехаясь, они рассаживаются за соседним столом.

– Не давай нам помыкать тобой. Мы знаем, что механикам тоже необходимо временами остужать мозги.

Алексей не поднимает глаз, но Вэйвэй видит, как он стиснул кружку.

– Просто не обращай внимания, – советует она.

– Или, может, он слишком занят сладкими речами?

Алексей встает под громовой хохот, звенит упавшая на пол тарелка. Он выходит, и в вагоне становится тихо.

– Гордитесь собой? – спрашивает Вэйвэй, но вполголоса, потому что ей не нравятся раскрасневшиеся лица кондукторов, не нравится запах перегара.

И это напряжение, повисшее в воздухе.

Остаток дня и весь вечер Вэйвэй занимается обычной работой и отвечает на все более сердитые вопросы. «В этих местах есть что-то, действующее пассажирам на нервы, – думает Вэйвэй. – Что-то связанное с сухостью, с высокими столбами лишайников отвратительного желто-оранжевого цвета».

Только затемно ей удается вернуться в тайник под крышей.

Елена морщится, выпив маленькую чашку воды, которую принесла Вэйвэй:

– Невкусно.

– Вода слишком много раз прошла по трубам, – объясняет Вэйвэй.

У нее у самой остался во рту неприятный привкус. Металлический, затхлый.

– Там, снаружи, что-то есть, – внезапно поднимает голову Елена. – Чувствуешь?

Она берет руку Вэйвэй и прижимает к стене:

– Вот здесь…

Вэйвэй не чувствует ничего, кроме ритма поезда.

– Опять птицы? – спрашивает она, внутренне сжимаясь, боясь снова услышать хлопанье тысяч крыльев.

– Нет… – слегка озадаченно отвечает Елена. – Там что-то другое.

Она склоняет голову набок и прислушивается. Потом вдруг начинает шарить в темноте по крыше, и Вэйвэй догадывается, что она ищет верхний люк.

– Елена! Нет!

Она хватает безбилетницу за руку как раз в тот момент, когда та находит открывающий рычаг.

– Это опасно, тебя заметят.

Руки безбилетницы такие крепкие, ноги такие упругие, что Вэйвэй понимает: «Я не смогу ее остановить, она просто отшвырнет меня».

Но Елена чего-то ждет и смотрит на нее.

– Ничего он с тобой не сделает, – мягко произносит она.

– Что?

– Вдохни наружный воздух. Он ничего с тобой не сделает.

– Уже сделал, со всеми нами, – возражает Вэйвэй, пожалуй, чересчур резким тоном. – В прошлом рейсе.

– Но ведь ты все еще здесь. И совсем не изменилась.

«Ничего не изменилось».

– Ты знаешь, что случилось? Если ты наблюдала, если все связано, значит тебе известно то, чего мы не помним?

Безбилетница хмурится, а затем обхватывает руками лицо Вэйвэй, как будто хочет еще внимательней рассмотреть его.

– Неизвестно, – говорит она. – Но зачем тебе это знать? Почему это важно?

«У нее разноцветные глаза, – думает Вэйвэй. – Вихрь голубого, зеленого и коричневого».

– Почему это важно?

Потому что все изменилось. Потому что Вэйвэй хочет понять, в чем причина.

– Разве не это сделало тебя такой любопытной? – спрашивает Елена. – Не из-за этого ли ты помогла мне?

Она отпускает Вэйвэй, открывает люк, и в вагон льется воздух Запустенья.

Порыв ветра срывает слова с губ, в ушах шумит, легкие горят, и Вэйвэй задыхается в панике. Она отшатывается, закрывая лицо, опрокидывает лампу и опускается на пол.

– Воздух тебе никак не повредит, – звучит голос Елены. – Ты веришь мне? Посмотри! Посмотри вверх!

И Вэйвэй медленно распрямляется, смотрит на открывшийся квадрат неба с калейдоскопом звезд. Кожа безбилетницы кажется почти прозрачной в звездном свете.

– Ты показала мне поезд, так разреши теперь показать тебе это.

Елена хочет встать во весь рост, но Вэйвэй тянет ее назад.

– Осторожней! Тебя могут заметить с башен.

Они выглядывают из люка. Вэйвэй ошеломлена ощущением скорости – экспресс мчится куда быстрей, чем казалось изнутри. Башни скрывает темнота, но в их окнах отражаются огни вагонов. Вэйвэй представляет, как стрелок Олег, заметив на крыше движение, которого там никак не должно быть, ловит девушек в перекрестье прицела.

Это просто потрясающее чувство, когда ветер обдувает твою кожу и ерошит волосы, а голова кружится от страха, свободы и скорости. Дыхание перехватывает, грудь сжимается при мысли о воздухе Запустенья в твоих легких. Но Елена, словно уловив смятение Вэйвэй, накрывает ее руку ладонью:

– Смотри!

Вэйвэй поворачивается в ту сторону, куда глядит Елена, и, если бы не лишилась голоса от порывов ветра, непременно вскрикнула бы, заметив на горизонте гигантские бледные силуэты, как будто залитые изнутри лунным светом. Медлительные, неповоротливые фигуры с торчащими кверху оленьими рогами. Восемь, нет, девять существ, ростом выше деревьев. Никогда прежде Вэйвэй их не видела, даже не подозревала, что они могут здесь обитать, вести неспешную тайную жизнь, пока мимо проносится поезд. В грохоте рельсов Вэйвэй различает низкие заунывные звуки и вдруг понимает, что эти существа поют. Раньше она не задумывалась о том, как может звучать Запустенье, а если бы и задумалась, ей бы не пришло в голову, что эти звуки похожи на пение.

– Ты их понимаешь?

Елена не отвечает, она с восхищением слушает. Но Вэйвэй угадывает ответ по мельчайшим изменениям лица, по легкому изгибу бровей.

– Нет, – говорит Елена чуть погодя.

Они долго наблюдают за существами, пока те не исчезают далеко позади. Звезды прячутся за тучами, и пейзаж тускнеет, но Вэйвэй не хочет терять это чувство полета. Она опускает подбородок на руки, лежащие на краю люка, готовая провести так рядом с Еленой всю ночь, между землей и небом, невесомо паря в воздухе.

То здесь, то там она замечает крошечные проблески света, как будто кто-то зажигает спички. Они горят голубым пламенем, пока их не проглатывает ветер. А Елена смотрит в небо. Она подносит ладони к лицу и облизывает пальцы.

– Что-то меняется, – говорит она.

Вэйвэй вскидывает голову:

– Собирается дождь? Мы молились о том, чтобы пошел дождь и наполнил водой наши баки. Наверное, будет гроза.

Елена опять молчит, обратив лицо к небу. Вэйвэй чувствует грозу всей кожей, от головы до кончиков пальцев. Воздух трещит, словно переполненный энергией. Тучи только и ждут момента, чтобы лопнуть и залить все вокруг.

Валентинов огонь

Впервые за несколько дней бирюзовое небо сделалось бледно-серым и всклокоченным. Кажется, что без птиц оно ниже и тяжелее, чем раньше; на деревья словно опускается густой туман. Мария размышляет о том, как вернется домой после всего этого. Как будет сидеть в уютно обустроенных гостиных,