лошади скакали вниз с холма, к полю, усеянному подсолнечниками.

– Мы будем там к закату, – ответил Райан.

И ученику, и пирату было, похоже, вполне удобно ехать верхом, а вот он уже натер себе седлом все что можно, и его начало укачивать. Было что-то жалкое в том, что Директору приходится ехать на лошади. Когда у него были волшебные силы, он путешествовал куда более впечатляющим образом: в волшебных каретах, на коврах-самолетах, через тайные порталы, даже просто вплавь, но на огромной скорости, – но сейчас он всего этого лишился и с трудом мог пользоваться даже элементарной магией первого курса. Даже Цветочное метро и то было бы предпочтительнее, но подземные дороги, соединявшие между собой все Бескрайние леса, пропускали только добрые души, а душа Капитана Пиратов из Блэкпула определенно злая. Так что они решили рискнуть и тайком пробрались на конюшню Максима на берегу озера – там кентавр, преподававший общение с животными, держал лошадей для всегдашников, чтобы те учились ездить верховом и ухаживать за животными. Они вышли через черный ход – и как раз успели заметить, как двое Потерянных мальчишек ведут Максима по лужайке.

– Либо ты служишь Пэну, как остальные учителя, либо тебе больше здесь не место, – услышал Райан слова мальчика, у которого на пояснице было вытатуировано имя «Стилтон».

– Кентавры никому не служат, – отрезал Максим. – Я ухожу.

– Под «тебе больше здесь не место» имеется в виду «ты проведешь остаток жизни в подземельях», – сказал другой мальчик, с татуировкой «Римпи». – Выбирай.

Больше ничего Райан не услышал – он и его сообщники увели украденных лошадей в лес.

– И они знают, что мы приедем? – спросил Капитан Пиратов. Они ехали прямо через поле, солнце медленно клонилось к закату.

– Волколак из комнаты Страха сказал, что уже давно ходят слухи, что между Директорами не все ладно, – сказал Райан. – Возможно, король Мейденвейла даже знает, что мой брат встал на сторону захватчика против меня.

– Я думал, мы собираемся призвать на свою сторону весь Совет Королевств, а не единственного короля, – заметил Гефест.

Райан нахмурился:

– Мы начнем с одного короля… и будем надеяться, что другие последуют за ним.

Товарищи по путешествию смотрели на него так, словно не до конца доверяли, хотя из них троих добрым был именно Райан, а сопровождали его ученик-перебежчик и пират, не признававший никаких законов.

– Если кто-то из нас и должен быть настороже, то я. Это ты сбежал из моей школы, – обвинил Райан Гефеста. – Ты же с Раньонских мельниц, правильно? Из тамошних горных деревушек вышло много отличных всегдашников. Искренние, прилежные. Уверен, они очень удивятся, узнав, что один из их соплеменников предал Школу Добра.

Мальчик-всегдашник слегка вздрогнул и крепче ухватил поводья.

– Ты сжульничал, чтобы помочь нам выиграть Вечер Талантов, а мы все равно проиграли. Это нисколько не похоже на Добро. Возникло чувство, что это мы стали злыми. Вот почему я ушел из школы. Чтобы узнать, что такое настоящее Добро.

– Тем не менее ты вернулся ко мне и сейчас помогаешь отвоевать школу у Зла, – сказал Райан.

Гефест посмотрел на него.

– Признаюсь, я неправильно поступил, попытавшись смошенничать, – сказал Райан. – Я не только проиграл Вечер Талантов, но и потерял лучших учеников. Я лишь надеюсь, что, вернув себе заслуженное звание Директора, смогу снова завоевать твое доверие и убедить тебя вернуться.

– Ну да, надейся, – ввернул Капитан Пиратов. – Этот парень лучше, чем любой из ребят в Блэкпуле. И я не отдам своего лучшего пирата без боя.

– Ни один всегдашник, которого я взял в свою школу, никогда не станет пиратом, – резко ответил Райан.

– Это ему самому решать, – возразил Капитан.

Гефест покраснел, поняв, что за него вполне реально могут начать драться. Он спросил у Райана:

– А как же твой брат? Без равновесия не будет и Школы Добра и Зла. Вот почему вы правите вдвоем.

– Если пророчество о Единственном истинно, то один Директор сможет управлять сразу обеими школами, – сказал Райан.

– И если это ты, то получается, что твой брат умрет, – заметил Капитан Пиратов. – И что-то не похоже, что ты его собираешься оплакивать.

Лицо Райана вдруг посуровело, стало практически каменным.

– Мой брат не доверяет мне, а я – ему. Так что нам придется сделать выбор. Всем нам. – Он пристально посмотрел на Капитана. – Добро или Зло?

Капитан, застигнутый врасплох, лишь безмолвно таращился на него. Но затем все же пришел в себя.

– Самое лучшее в пиратах – то, что мы не на стороне Добра или Зла. Мы на своей стороне. А директоров Блэкпула не одаривают бессмертием или правом вечно оставаться на должности – и поэтому за наш пост никто не воюет.

– И поэтому никого из директоров Блэкпула не помнят, – ответил Райан.

Они ехали дальше. Мимо священных фруктовых садов Стеклянной горы, где собирались толпы молящихся, мимо прибрежных деревенек Бахима, где повсюду стояли шатры из бараньей кожи, а на кострах готовили ужин. Постепенно наступали сумерки. Райан чувствовал, как успокаивает его уют мирных королевств Добра, которые даже и не представляют, что в дом Сториана, благодаря которому их мир существует, вторгся узурпатор.

– А сколько работают директора Блэкпула? – спросил Гефест у Капитана, когда они поднимались на очередной холм.

– Всем нам в Блэкпуле дают срок в три года. Мы вступаем в должность в семнадцать лет и уходим в двадцать; на это время мы отказываемся от прежнего имени и берем себе титул Капитана Пиратов. Лучшие годы нашей юности мы проводим, обучая тех, кто хочет последовать за нами. На следующий год я возьму себе новое пиратское имя и отправлюсь бороздить Свирепое море. В общем-то, это мало отличается от Школы Добра и Зла: всегдашники и никогдашники после трех лет обучения уходят искать славы. Только вот пират ищет не только славы: он хочет оставить наследие столь устрашающее, так печально знаменитое, чтобы люди и много лет спустя вздрагивали, слыша его имя.

– А какое ты возьмешь имя? – спросил Гефест.

Его собеседник фыркнул:

– Думаешь, я расскажу это мальчишке, который может в любой момент бросить меня и вернуться в Школу Надменности и Нудности?

Гефест лишь улыбнулся.

Они оба повернулись к Райану…

Но Добрый Директор смотрел только вперед. Он остановил коня на гребне холма, с которого открывался вид на долину.

– Мейденвейл, – сказал Гефест.

Они смотрели на знаменитые пересекающиеся реки, которых было целых десять. По берегам, где потоки сливались между собой, располагались деревеньки. Освещенные луной реки, с такого расстояния похожие на ленты, текли в сторону серебряного дворца в форме трезубца, стоявшего на берегу моря.

Но внимание