к искалеченным защитникам Родины иногда работала им во вред: некоторым отказывали в руководящих должностях, опасаясь, что в случае злоупотребления полномочиями их не удастся привлечь к уголовной ответственности[458].

Сложно судить, сколько именно увечных ветеранов воспользовались недоработками советского законодательства, обеспечивая себе более или менее терпимую жизнь. Мы знаем, что были истории впечатляющего успеха: можно вспомнить случай Вайсмана, описанный в главе 2. Но столь же очевидно и то, что множеству других приходилось бороться за выживание изо всех сил. Подобно миру советского официоза, теневая советская реальность тоже производила своего рода «сортировку» инвалидов. В обоих мирах некоторые преуспевали, но многие бедствовали. Вместо того чтобы занять зарезервированные для них рабочие места, требующие квалификации, многие инвалиды-фронтовики предпочитали работать охранниками или грузчиками[459]. Большинство свердловских инвалидов войны, которые уже не могли трудиться в своих прежних профессиях, устраивались в охрану или на другие подсобные работы[460]. Несмотря на значительные различия между регионами и даже между предприятиями одного и того же региона, большинству покалеченных бойцов все же доставались низшие должности. И если на одном конце спектра находился Ленинград, где 75 % инвалидов войны в 1945 году занимались квалифицированным трудом[461], то на другом его конце можно было найти такие регионы, как Свердловская область, где автор внутреннего отчета, стремясь затушевать тот факт, что 82 % инвалидов войны получили не слишком хорошие рабочие места, сосредоточил внимание на оставшихся 18 %, среди которых оказались руководители производства (11 %), председатели колхозов (2 %), инженерно-технические работники (3 %), а также те, кто обзавелся новой профессией (2 %)[462].

Усугубляли ситуацию ветеранские проблемы со здоровьем. Плохое жилье, тяжелый труд, долгие поездки на работу и обратно, крайне скудное питание не способствовали физическому восстановлению. Достать протезы и инвалидные коляски было практически невозможно. Туберкулез, плохо заживающие культи ампутированных конечностей и вновь открывающиеся раны в послевоенное время были очень распространенными явлениями[463]. Например, инвалиду войны II группы В. Гуревичу приходилось проводить в медучреждениях едва ли не половину жизни. В течение года он находился на лечении четыре раза: сначала более месяца, с 15 декабря 1944 года по 18 января 1945 года, а затем с 26 февраля по 19 марта, с 26 мая по 5 июля и, спустя всего несколько дней, с 14 по 25 июля[464]. Проблемы со здоровьем были даже у молодых ветеранов, которые вернулись с войны по крайней мере с целыми конечностями. Григорию Чухраю чуть не пришлось отказаться от мечты стать кинематографистом, потому что в разгар съемок дипломного фильма плохое питание, туберкулез и осколок в легком отправили его на больничную койку. Лишь покровительство Михаила Ромма позволило ему обойти административные препятствия и стать одним из самых известных советских режиссеров[465]. Если у молодого ветерана возникали такие проблемы, то легко представить, какой была жизнь у пожилых и более израненных фронтовиков. Это отражалось даже в художественной литературе соцреализма. Так, главным героем романа Петра Павленко «Счастье» стал полковник Алексей Воропаев – страдающий от туберкулеза инвалид с ампутированной конечностью, который на протяжении большей части повествования либо просто болен, либо вообще прикован к кровати.

Проблемы, подобные тем, с которыми сталкивался вымышленный полковник Воропаев, приходилось преодолевать многим бывшим бойцам. Были среди них и такие, кто, подражая герою романа, нарушал предписания врачей и пренебрегал постельным режимом ради совершения трудовых подвигов. Эти люди сформировали «что-то вроде движения воропаевцев, своеобразной послевоенной вариации движения стахановцев, тон в которой задавали израненные ветераны»[466]. Упоминания об этом явлении можно было встретить в газетных репортажах и прочих официальных публикациях, а также во внутренних документах государственных и партийных органов, посвященных работе с инвалидами войны[467]. Впрочем, подавляющее большинство инвалидов войны просто работали – без лишнего шума и официальной помпы. В регионах РСФСР к осени 1945 года доля трудящихся инвалидов войны колебалась от минимальных 73 % в Курской области до максимальных 93 % в Кировской области[468]. Средние показатели составляли 84 % для всех инвалидов войны совокупно, 62 % – для инвалидов II группы и 96 % – для инвалидов III группы[469]. Эти цифры могут быть завышены по целому ряду причин, но они навряд ли полностью сфабрикованы, учитывая то, что местные власти понимали, что их данные всегда могут быть проверены центральными органами. Более того, нет оснований полагать, что тенденция к завышению этих цифр в различных отраслях экономики проявляла себя по-разному; это позволяет видеть в них индикаторы того, какими путями инвалиды войны решали проблемы своей послевоенной занятости (таблица 4.3)[470].

Таблица 4.3. Трудовая занятость инвалидов войны, получающих пенсию (на 1 ноября 1946)

Источник: ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 48а. Д. 3742. Л. 101.

Большинство ветеранов и инвалидов войны были родом из сельской местности и после 1945 года вернулись работать в родные колхозы. Однако наиболее израненные и покалеченные ветераны чаще всех остальных инвалидов трудоустраивались в городах, что обеспечивало какой-то части бывших крестьян определенную социальную мобильность. В целом больше половины ветеранов-инвалидов работали в деревне, лишь 17 % были заняты в промышленности и еще 28 % в «других организациях» – предположительно на административных должностях в партийно-государственном аппарате. У инвалидов последняя группа была больше аналогичной группы среди остальных бывших солдат (таблица 4.4). Такое сопоставление говорит о том, что инвалиды войны с большей вероятностью переходили в несельскохозяйственные профессии (то есть повышали свой социальный статус, поскольку почти любая работа за пределами колхоза была предпочтительнее невзгод и тягот сельской жизни), чем их относительно здоровые сверстники, уволившиеся из армии в ходе массовой послевоенной мобилизации. Если среди инвалидов в городах смогли устроиться 47 % их общего числа, то среди прочих демобилизованных в несельскохозяйственных профессиях обрели себя лишь 30 %.

Таблица 4.4. Демобилизованные и их трудоустройство на 1 ноября 1946

Источник: ГАРФ. Ф. р-9517. Оп. 1. Д. 56. Л. 7.

Небольшим группам инвалидов войны в послевоенные годы удавалось подняться по социальной лестнице, что подтверждается и другими источниками. Мемуаристы отмечают заметную роль ветеранов-инвалидов крестьянского происхождения даже в таком престижном учебном заведении, как Московский государственный университет[471]. Помимо высшего образования, к которому, по понятным причинам, могли приобщиться немногие, существовал и другой путь вертикальной мобильности, фиксируемый, пусть не идеально, в финансовых показателях. Обзор финансового положения инвалидов войны в Молотовской области (ныне Пермский край) в феврале 1945 года показал, что в среднем работающие инвалиды II группы после войны в финансовом отношении чувствовали себя лучше: если