Мэтт достаточно хорошо боксировал, но не отвечал обидчикам, понимая, что они правы. Филипп и Тайлор, оскорбленные его поведением, имели полное право не просто избить его, но и убить, защищая честь Грейс и Оливии. Экипаж катил, а он сжимал зубы при каждом его резком движении.

Всю ночь Мэтью просидел в темноте. Спать он не мог, просто сидел и смотрел в пустоту, то проваливаясь в подобие сна, несшего его по волнам боли, то снова пробуждаясь. Камердинер входил в комнату, предлагал умыться и сменить одежду, что была вся в крови, и только на рассвете Мэтт с трудом встал на ноги, чтобы последовать его совету. Он переоделся и смыл кровь. Его лицо распухло, и из зеркала на него смотрел кто-то незнакомый, кого он никогда не видел. Мэтью искал свои черты, но не находил, рассматривал гематомы и ссадины. Губы были разбиты так, что он с трудом мог говорить. Глаз почти не открывался и покраснел, налившись кровью. Нос дышал с трудом, распухший синий картофелиной на лице.

Это самое малое, что он заслужил за свои преступления. В чистой одежде было комфортнее, но Мэтту хотелось надеть власяницу и вириги, чтобы страдания тела перевесили страдания души.

Утром в дом его явился Тайлор и забрал Глорию. Мэтью наблюдал за суетой отстраненно, будто она его не касалась. Няни бегали с вещами ребёнка, служанка Оливии собирала её багаж.

- Оливия вернётся домой, - сказал Мэтт, пытаясь препятствовать хоть тому, чтобы его не лишали жены, - она хозяйка этого дома!

- Оливия не вернётся, - кратко бросил герцог, - не рассчитывайте на это.

Мэтт молча смотрел на него, не смея перечить. Это наказание было слишком жестоким. Ночью он придумывал варианты, как будет вымаливать у Оливии прощение. Как заставить её вновь себе поверить. Но и это он тоже заслужил. Быть без неё. Совсем без неё.

- Ваша дочь тоже будет жить с ней и с нами. Вам даже собаку нельзя доверить, - Тайлор криво усмехнулся,видимо вспомнив о левретках, - так что считайте, что вы свободны.

Мэтт смотрел вслед экипажу, увозившей его дочь. Оливия будет жить у Тайлора. Она сама захотела этого, или её заставили? Сердце больно сжалось, когда он понял, что дом его, ещё вчера звеневший голосами, вдруг опустел. И что он навсегда останется один.

Свобода, полная и никому не нужная, теперь снова его. Нужна ли ему эта свобода? Он может творить всё, что угодно. Никто и слова ему не скажет. Вряд ли Филипп захочет иметь с ним дело. Вряд ли Тайлор хоть раз взглянет на него. Вряд ли Оливия при встрече с ним не отвернётся, делая вид, что она с ним не знакома. Он извалялся в грязи, и его чистая и светлая девочка никогда больше не протянет ему руки.

Он сделал это сам. Потеряв голову от пустышки Марты и желания утереть нос дружкам, он навсегда лишился Оливии и Глории. Раньше Глория только раздражала его, вызывая чувство, похожее на ревность, но теперь он понял, что будет безумно скучать по ней. В конце концов, она его дочь. Тайлор не имел права забирать его ребёнка! Но было поздно махать кулаками. Он растерялся, увидев герцога, который распоряжался в его доме, как в своем, и теперь требовать возвращения ребёнка было бессмысленно. В лучшем случае его снова спустят с лестницы, в худшем - не пустят и на порог.

Когда Тайлор ушел, он бросился в свою комнату, и долго лежал, смотря в пустоту. Голова болела так, что казалось, он сойдёт с ума. Но ещё больше болело сердце. Он пересматривал всю свою недолгую жизнь с Ливи и понимал, что заслужил каждый удар её брата и даже больше. Нужно пойти к Тайлору и просить ударить его ещё. Чтобы заслонить физической ту боль, что казалась невыносимой. Он снова проваливался в сон и снова плыл по морю боли, странные видения сменяли друг друга, и Мэтт начал бредить, с трудом понимая, где он и что с ним.

Так прошло непонятное количество времени. Камердинер пытался заставить его поесть, но Мэтью испытывал отвращение к еде, и, возможно, к самой жизни. Вместе с Оливией и Глорией он лишился чего-то важного, чего не имел никогда раньше, но теперь, потеряв, оказалось, что не мог без этого жить. В бреду ему слышались голоса, смех Ливи и плачь ребёнка.

- Нужен доктор и срочно!

Эти слова проникли в его сознание откуда-то снаружи, когда он давно потерял связь с реальностью. Мэтт не понимал, почему звучит голос Филиппа, решив, что наверняка он тоже ему чудится. Какое-то время всё смолкло, потом снова зазвучали голоса. Его подняли, посадили, подложив подушки под спину, и заставили вертеть головой, куда-то смотреть и шевелить руками. Мэтту хотелось забыться сном, на него навалилась какая-то безумная усталость, и апатия, сопровождавшая её, казалась благом.

- У милорда кроме перелома носа и гематомы на лбу однозначно имеется тяжелое сотрясение мозга. Думаю, что на него наложился нервный срыв, - услышал он незнакомый голос, когда ему наконец позволили лежать, - думаю, что нужен покой. Только покой, никаких раздражителей. Уход. Не бросайте его одного. Нужна поддержка, если вы не хотите, чтобы он лишился разума

- Благодарю, - послышался голос Филиппа.

Этот голос был для Мэтью музыкой. Не веря, что друг пришел навестить его, он попытался открыть единственный видящий глаз, чтобы разглядеть его.

- Тебе сказали лежать, Мэтт, - сказал Филипп, садясь на стул у его кровати.

Сердце дёрнулось от радости.

Филипп простит его. Даже если Ливи не просит, он постарается потом вымолить у неё прощение. Если Филипп будет с ним. Если он встанет рядом, если...

- Спасибо, Филипп, - прошептал Мэтью, снова впадая в сон. Но уже без сновидений.

Глава 7

Оливия с трудом распахнула глаза,и осмотревшись вокруг, поняла, что находится в своей девичьей спальне в особняке Тайлора. Всё тело охватила неприятная слабость, но Ливи заставила себя напрячь память, стараясь вспомнить, что с ней случилось.

Кровь. Много крови! Испуганные крики и темнота, которая поглотила её в свой омут...

Из глаз потекли слёзы, стоило и остальным событиям воскреситься в её памяти. Мэтью и леди Марта в объятьях друг друга, пошлые стоны и... Боль её собственного сердца, которая до сих пор никуда не делась!

Дверь спальни неожиданно распахнулась, избавляя Ливи от болезненных воспоминаний. На пороге