А. Е. Ферсмана я выразил смущение по поводу того, что люди еще живут в бараках и палатках, а в редакции «Хибиногорского рабочего» на столе — букетик цветов, академик воскликнул, что без цветов люди Севера будут болеть душевной цингой.

До чего мудр был Александр Евгеньевич Ферсман, но даже он не мог предвидеть: «Началась Великая Отечественная война, — вспоминает Н. А. Аврорин. — Кольская база Академии наук СССР, кроме ботанического сада, эвакуировалась в Сыктывкар. В саду же осталось лишь десять человек. Мы стремились сохранить наши коллекции и в то же время занимались выращиванием огородной рассады для населения и лекарственных растений для госпиталей. Суровая обстановка прифронтовой области не только не погасила в людях тяги к красоте, но, наоборот, обострила эту извечную любовь человека к прекрасным творениям природы. Мы едва успевали удовлетворять спрос на букеты для раненых и приезжавших на отдых с фронта бойцов. По просьбе командования Северного флота мы устроили клумбы на базе подводников».

Ботанический сад, снабжая раненых бойцов цветами, не только утолял извечную тягу человека к прекрасному, но еще и поддерживал их концентратом из местного витаминного сырья. Ведь и эти штрихи военной страды многое расскажут нашим потомкам, послужат раздумием для исследователей богатырских деяний нашей Советской родины.

Трудно отказаться от горделивого искушения доброе слово сказать о каждом участнике сборника «Хибинские клады»: о Семене Барсуке, бывшем рабочем-активисте Ленинградского прославленного завода «Электросила», с 1931 года культпропе Хибиногорского горкома партии; Элеазаре Бергмане — главном механике, а затем начальнике технического отдела треста «Апатит»; Николае Воронцове, члене партии с 1917 года, начальнике строительно-монтажного управления треста «Апатит»; Михаиле Онохине, первом рабочем сельскохозяйственной опытной станции, человеке редкостных душевных качеств; Сергее Плинере, с 1931 года мастере по пневматическому хозяйству на руднике, секретаре рудничного комитета ВЛКСМ; Антонине Поляковой, всеми ласково называемой Тосенькой, одной из первых комсомолок, с 1930 года работавшей медсестрой, а одновременно — культпропом горкома ВЛКСМ; Павле Семячкине, члене партии с 1917 года, с 1932 года работавшем секретарем горкома партии; Сергее Сиротове, члене партии с 1919 года, начальнике строительства гидроэлектростанции на реке Ниве; Михаиле Фивеге, с 1929 года руководившем геологической экспедицией в Хибинах, на исторической встрече с Кировым в утро 1 января 1930 года докладывавшем о разведанных кладах Хибин... Всего не охватить, но никак не могу умолчать про очерк бывшего редактора «Хибиногорского рабочего» А. А. Брусничкина «Энтузиаст обогатительного дела».

Очерк — о необычайной биографии Тиграна Багдасаровича Прудова, прибывшего в Хибиногорск вести монтаж оборудования Первой обогатительной фабрики. К сожалению, в сборнике не догадались рассказать и о славной биографии самого очеркиста — Алексея Брусничкина, члена партии с 1919 года, бойца гражданской войны — человека истинно «золотого фонда» начальных годов нашей резолюции. Может, тому виной — редкостная скромность этого большевика.

Герой очерка имя носил — «тигриное» и всю свою жизнь был яростно деятельным. «Посчастливилось» ему стать обогатителем лишь по милости Бакинского окружного военного суда, приговорившего Прудова 12 апреля 1912 года «к ссылке на 20 лет на свинцовые рудники... Приговор окончательный, обжалованию не подлежит». Непокорный бунтарь бежал с каторги, был пойман и... отправлен в Караганду на обогатительную фабрику. Вот где обучили нашего первого хибинского обогатителя.

Послушаем автора очерка: «Перед моим мысленным взором прошли названия мест, где Тигран Багдасарович активно участвовал в революционных битвах с царскими сатрапами... Батум, Гурия, Тифлис, Баку, Казахстан... Организация подпольной типографии в Батуме, распространение большевистских листовок, арест, Бакинский окружной военный суд...»

Таковы были зачинатели грандиозной хибинской эпопеи.

В сборнике «Хибинские клады» — двадцать шесть авторов, из них — пять писателей-профессионалов и два журналиста, но и профессионалы — не сторонние люди, они в кровной связи с этим отнюдь не уютным, но чем-то завораживающим краем.

«Хибинские клады» завершались скупыми воспоминаниями одного из ветеранов Хибин — по возрасту более молодого, а по стажу старейшего — Павла Константиновича Семенова, проработавшего на Севере с 1929 по 1959 года.

Упоминаю записи П. К. Семенова, ибо с предельной сжатостью отраженные в них события полны столь глубокого драматизма, с такой резкостью обнажают людские судьбы крестьянской страны, взвихренной ураганной энергией революции, что досада берет: почему не коснулась этих записей умелая рука писателя.

Обращаясь к истории хибинской стройки, не считаю допустимым умалчивать о неоправданных издержках из-за нашей неумелости, порой и преступного ухарства, нерасчетливой торопливости, административной безответственности. Этого было вдоволь. А расплата шла самой дорогой ценой.

Но вот читаешь бесхитростную запись крестьянского сына П. К. Семенова и с пронзительной болью вспоминаешь: а с чего начинала Октябрьская революция, что получили мы в наследство от дворянско-буржуазной вотчины батюшки-царя?..

Послушаем, с чего начинает ветеран Хибин и Великой Отечественной:

«...Не было мне еще семнадцати, когда в конце 1929 года приехал я в Карелию на лесозаготовки. Дело это я знал. С двенадцати лет помогал отцу лес валить, других помощников в семье не было. Старшие мой братья и сестры умерли в малом возрасте, да и те, что родились после меня, тоже умерли. Сейчас и представить себе невозможно, какая была до революции детская смертность. На весь Стругокрасненский район имелся один фельдшер, да и тот жил километров за тридцать от нас.

В Карелии мне понравилось, — места красивейшие, но услышали мы о начавшейся стройке в Хибинах и с группой ребят поехали на Кольский полуостров. В то время на месте теперешнего Кировска, в долине у горы Кукисвумчорр, стояли несколько палаток, один бревенчатый дом да три щитовых».

Где и кем только не работал малограмотный крестьянский сын: кузнецом, и «при лошадях», и на курсах трактористов, и взрывником. Когда выяснилось, что не дотянул до восемнадцати, а в забое работает (по закону — нельзя), послали слесарничать. Через год получил 7‑й разряд, самый высокий.

Сметливого паренька послали в местный горно-химический техникум, приняли на геологоразведочное отделение, потом попал в экспедицию академика Ферсмана, а к началу войны был уже главным геологом рудника, в котором, несовершеннолетний, начинал с кувалды...

Войну прошел наш хибиногорец отважным, отчаянным партизаном. Бомбить Кировск фашисты начали в ночь на 26 июня. И. Павел Семенов, бывший некогда и взрывником, начал — увы! — не строить, а в тылу врага взрывать: мосты, транспорты, линии электропередачи. Он был начальником штаба партизанского соединения «Большевик Заполярья». Трудное дело войны он, как все в своей трудовой жизни, исполнял с предельной добросовестностью. Не щадя себя, душой и телом служа своей великой родине.

Не угадать нам, в кои века, но верю: пройдут десятилетия, и сборник «Хибинские клады» будет бережно исследоваться, — так нынешние ученые с замиранием сердца