Далее:

«В 10 часов 30 минут мы были уже на самом верху Расвумчоррского плато... Отсюда, с высоты более 1000 метров над уровнем моря, открывалась величественная картина: в розовой дымке тусклого полярного дня терялись пологие склоны гор с сияющими провалами ущельев и долин. Стоим как зачарованные, не в силах тронуться с места. Кругом полное безмолвие и ослепительное сверкание снежных полей. Хотя и полдень, но солнце стоит почти над самым горизонтом, зажигая красным огнем снег под ногами. Наши тени причудливо тянутся по всему плато и теряются за линией обрыва. Термометр показывает минус 15... На краю обрыва мы обнаружили коренные выходы апатитовой породы... наколотили около 50 килограммов образцов, сложили их в рюкзаки и тронулись в обратный путь: до темноты надо спуститься к лагерю».

Это не только восторг первооткрывателя, восторг истомленного Колумба, наконец завидевшего неведомый берег, это и чувство высокого «упоения победой», всегда присущее человеку, охваченному дерзанием во имя благородной цели.

Летопись Хибин быстро накапливала богатства. Спустя менее трех лет, экспедиция геологов — Леонард Антонов, Григорий Пронченко, Михаил Фивег — на себе выволокла на ту же гору первый буровой станок, и 20 августа 1929 года заработала буровая, пошел апатит — «камень плодородия». Историческая дата промышленного освоения Хибин! «Сейд» — по-местному нечистая сила — капитулировал, устрашившись упорства человеческого гения.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Хибинскую эпопею вершили люди, ставшие нам известными, заслужившие свою славу, хотя, конечно, были и нытики, были сомневающиеся и неверующие. Московский институт удобрений набрался смелости отрядить в Хибины группу геологов-разведчиков и образовать там базу. Курьезный факт приводит в очерке «Год 1929‑й» старейший геолог Хибин Леонард Борисович Антонов, участник «выволакивания на себе» в гору ручного бурового станка: «Его мы заказали на свой риск в частной мастерской гражданина Купцова в Москве, в Марьиной роще» — вот и еще одна фамилия «пособника» хибинской эпопеи: ведь год-то 1929‑й, еще существуют в Москве нэпманы («гражданин Купцов» — даже фамилия символическая!). Как вспоминает Л. Б. Антонов, «в геологическом управлении и слушать не хотели о буровом станке», ссылаясь на то, что это «сорвет буровые работы на важнейших участках». Хибины еще не числились в важнейших объектах, они существовали лишь в сфере забот энтузиастов. Поэтому и возник, в порядке частной инициативы, «гражданин Купцов». Его и следует «приплюсовать» к оленеводу Зосиме Куимову: мозаика истории складывается из мельчайших подсобных элементов... И не только радостных...

В тот исторический день 20 августа 1929 года, когда забурилась первая скважина, три дня шла пустая порода, и лишь на четвертый день, с двадцать пятого метра — начался богатый апатит. Празднику предшествовало изнурительное, подлинно геройское упорство людей беззаветной самоотверженности.

Л. Б. Антонов вспоминает: «Июль не баловал хорошей погодой: порывистые холодные ветры, проливные дожди. Промокшая одежда леденила тело. Работать на горе было невыносимо. Из-за погоды затягивалось строительство вышки и установка бурового станка. На строительстве простудился рабочий Сергей Смирнов. Он жаловался на сильные головные боли, недолго проболел и скончался. Председатель профкома собрался было произнести надгробную речь, но только кашлянул и махнул рукой».

«Безумству храбрых поем мы песню!» — кто не знает этих слов буревестника революции — Максима Горького! — Не счесть, сколько сердец было некогда разбужено и зажжено пламенем этих слов. «Безумцы» борьбы за счастье человечества ведают, что венки славы бывают и посмертными. Поэтому и нельзя забыть скромного горняка Сергея Смирнова, первым павшего в битве с сейдом Кукисвумчорра, — побежденная гора и приняла его прах.

Есть еще одна могила первопроходца Хибин. В очерке «Лавина с горы Юкспор» проникновенно рассказал о нем писатель С. Н. Болдырев: это секретарь первой партийной ячейки в Хибинах, насчитывавшей, как он сам писал, «11 человек коммунистов и комсомольцев», Григорий Степанович Пронченко.

Григорий Пронченко — один из трех геологов-разведчков, пришедших на плато Расвумчорр с первой бурильной установкой. В июне 1929 года группа разведчиков с невероятными трудностями, уже в полнейшем изнеможении достигла конечного пункта и разбила лагерь (на том месте сейчас стоит дом бухгалтерии рудоуправления треста «Апатит»). С душевным волнением читаешь признание этого мужественного человека: «Кругом было так дико, неприветливо, сурово и печально, что трудно было верить, как мог сюда пробраться человек... Гуляли ветры, горы находились в ночном свинцовом тумане. Чувствовалась настоящая холодная зима. Быстро разбитая палатка угрюмо покачивалась с боку на бок от сильных порывов ветра. Полотнища ее хлопали и колья шатались. Было это в ночь с 8‑го на 9 июня».

Человек высокой партийной совести, он за всё считал себя первым «в ответе». После того как 5 декабря 1935 года в четыре часа утра, впервые с начала стройки, зловещая непогода обрушила с Юкспора многотонную лавину снегов — снесла с рельсов паровоз, в ледяную могилу превратила два дома со спящими в них людьми, — Пронченко принял на себя обязанности начальника противолавинной службы.

Хибинская стройка не имела еще опыта борьбы со снежным сейдом, этим свирепым заполярным колдуном, способным взрываться гигантскими, грохочущими, как землетрясения, лавинами. Прошли годы накопления научного и практического опыта борьбы с подобными бедствиями. Но Григорий Пронченко не мог ждать, а вернее, он сознавал, что Юкспор не будет дожидаться, что он лишь притаился, а у его подошвы — дома, люди.

Спустя несколько дней после случившейся беды, Григорий Пронченко пошел в гору, на разведку. И коварный сейд, стороживший Юкспор, накрыл его снежным саваном...

«Память о нем свято хранится кировчанами, и его именем названа улица в поселке горняков на 25‑м километре, у подножия горы Юкспор...»

Директором первого в мире Полярного ботанического сада с 1931 по 1960 год был Николай Александрович Аврорин.

Свой очерк «Юность полярного сада» Н. А. Аврорин начал со слов: «Первая пятилетка. В те годы на Крайнем Севере, наверное, самым популярным было слово «первый». Ему также суждено было утвердиться «первым». Далее он пишет: «В 1931 году я, двадцатипятилетний ботаник, был послан Академией наук СССР в Хибины, чтобы завершить ботанические исследования Хибинских гор, прерванные гибелью профессора С. С. Ганешина, заблудившегося в тумане в горах».

Имя профессора С. С. Ганешина тоже следует внести в мартиролог «богатырей» Хибин, — ведь и он отдал жизнь за счастливые улыбки детей, ныне резвящихся на улицах хибинских «населенных пунктов».

Жену Н. А. Аврорин уведомил: «...на Крайнем Севере я первый и последний раз, ботанику тут делать нечего». А остался... на 29 лет! Молодого ботаника академик А. Е. Ферсман напутствовал словами: «Ваша задача будет решена, когда на каждом окне будут цветы».

Я уже упоминал, что, когда в присутствии