Шрифт:
Закладка:
Мы можем гордиться, что оправдали эту надежду, что сквозь долгие десятилетия пронесли и упрочили нашу, в какой-то мере уникальную, дружбу с жителями Хибин.
Книга 1932 года опубликована была тиражом в три тысячи экземпляров. Она стала библиографической редкостью, а главное — драгоценнейшим свидетельством исторического зарождения культурного края — Хибин (сборник был приурочен к своеобразному юбилею — к трехлетию), а также неповторимым автографом эпохи — первой пятилетки Советской страны.
Из восемнадцати авторов книги ныне в живых — трое: академик И. Г. Эйхфельд, самоотверженный создатель чуда заполярного ботанического сада Н. А. Аврорин и поэт Лев Ошанин — тогда еще молодой комсомолец, лишь начинающий свой поэтический запев. В поэме «Повесть об ударниках Кукисвум» он описывает «шведский забой», с которым победно соревновались наши «доморощенные» горняки, еще только набирающие горняцкую сноровку, вчерашние деревенские парни.
Песню «Привет завоевателям» опубликовал и расправляющий поэтические крылья, совсем юный Саша Решетов, недавний рабочий табачной фабрики, с писательским десантом прибывший трудиться в газете «Хибиногорский рабочий». Ему и суждено было стать поэтическим запевалой Хибин.
Он лихо начинал:
Над голым Заполярьем
Квохтали куропатки,
Росомахи выли
В безлюдный простор.
А мы пришли в Хибнны —
Раскинули палатки,
Мы завоюем тундру —
И весь тут разговор!
И припев:
Глядят из песен наших,
Навеки боевых,
И памятники павших,
И ордена живых!
Академик А. Е. Ферсман с обычным для него блеском написал статью «От научной проблемы — к реальному делу». Сжато была представлена начальная драматическая борьба за использование богатств Хибин. Драматическая — поскольку пришлось преодолевать не только упорство несведущих администраторов, но, увы, и злое противодействие научных маловеров.
«Большевики победили тундру» — драгоценный сборник, не расскажешь о всех его материалах, но в совокупности они — клад для нас и наших потомков. Даже своими наивностями и перехлестами, отражавшими накал времени, книга бередит наше сознание. В очерке «Самые интересные люди» приводится «позорный факт»: комсомолка прельстилась «пуховой периной... чуждо-классового человека». Ей-ей — ни один ветеран не упомнит в тогдашних Хибинах роскоши пуховой перины, да еще у «чуждо-классового». Но в той же статье, как самые интересные люди, упоминаются комсомольцы Василий Счетчиков и Сергей Плинер. Василий Счетчиков, недавно умерший в Кировске, был секретарем первой комсомольской ячейки в Хибинах, а Сергей Плинер — секретарем комсомольской организации первого рудника. Коммунист, участник Великой Отечественной войны, многажды награжденный, Сергей Еремеевич Плинер, ныне пенсионер, с неугасаемым комсомольским задором исполняет обязанности секретаря секции ветеранов Хибин при Музее С. М. Кирова в Ленинграде.
Второй сборник — «Хибинские клады» — вышел в свет лишь спустя сорок лет... Подзаголовок: «Воспоминания ветеранов освоения Севера».
Да, ветеранов, — прошли трудные для страны десятилетия, в том числе и война — самая кровавая в истории человечества. Ветераны уже разменивают семидесятые — восьмидесятые годы своей жизни. Когда я пишу эти строки, из двадцати шести наших авторов сборника — десять ушли в бессмертие...
Составитель второго сборника — кандидат исторических наук Григорий Иванович Раков, полковник в отставке. Для меня он на всю жизнь все же остается Гришей, ведь он, да еще Боря Шмидт — ныне маститый поэт были самыми юными, начинающими сотрудниками в «Хибиногорском рабочем». Кроме меня, тогдашнего редактора газеты, из сотрудников нашей редакции только Боря Шмидт — мой дорогой соратник — и остался в живых.
Пишу эту статью, а почта доставила мне бандероль: книгу Бориса Шмидта «Стихи о моих сокровищах» (издательство «Карелия», Петрозаводск, 1979 г.).
С глубоким волнением читаю посвящение к стихотворению «Полонез Огинского»: «А. Е. Горелову — первому моему редактору».
Позволю себе привести толику начальных строф стихотворения, ибо оно — о наших родных Хибинах.
Я слушал шумящий за окнами лес,
И память моя озарялась...
На домбре
Огинского полонез
Нам в клубе девчонка играла.
И музыки сентиментальная речь
Души поднимала глубины.
...В дощатом бараке дымящая печь.
Тридцатого года Хибины.
В грохочущем кузове грузовика,
Весь белый в пыли апатита,
Я только вернулся из рудника
И пил кипяток с аппетитом.
Ел глиноподобный, оттаявший хлеб
Той первой моей пятилетки,
Грел руки о кружку,
от дыма не слеп,
Писал, как романы, заметки.
Редактор безропотно стриг их и стриг,
Он был добряком, между прочим.
Лишь рожки да ножки заметок моих
Шли в «Хибиногорском рабочем».
Сиротки, глядели они с полосы,
Среди информаций забиты,
На бедного автора и на усы,
Еще не знакомые с бритвой...
Да, так оно и было, бывал и «кипяток с аппетитом», но при этом и неимоверный заряд веры в свое безусловное приобщение к победному шествию мировой истории. Поэтому и смог поэт, в эпистолярном жанре жалующийся на одолевающие его возрастные недуги, в стихах, почти полстолетия спустя, со светлой грустью вспомнить свою безусую молодость, под наплывающую из дальней дали «сентиментальную речь» полонеза — «тридцатого года Хибины» и дымящую в дощатом бараке печь.
Со светлой грустью...
Исторический день 2 ноября 1926 года, день «высадки» на вершину Расвумчорра, описывает И. Г. Эйхфельд:
«Поездка в горы в такое время года, когда и местные жители — саамы редко покидают долину в погоне за зверем, привлекала меня.
Ехать предстояло в необитаемые горы, по бездорожью, в неустойчивую зимнюю погоду, при коротком
