– Тебе больно вспоминать, да, мам? Может быть, не нужно? – с надеждой, что она все же продолжит, спросила я.

– Нет, Марьяша, я всю жизнь храню в памяти то, что случилось со мной в Грузии. Но подробностей не знали даже мои родители. Не могла я им рассказать такое.

– А Семочка?

– Семочка… он выпытал, можно сказать. Я рассказывала, а он – плакал. Вот какой у тебя отчим, Марьяша. И он ничего из своего детства и юности от меня не скрыл, я уверена. Когда ты встретишь такую родственную душу, у тебя тоже не будет сомнений – довериться человеку или нет.

– Встречу… мама, что ты такое говоришь, я замужем, – слабо возразила я.

– Марьяша, я же твоя мать… неужели ты думаешь, что я не заметила, как вы с Аркашей отдалились друг от друга? Я его люблю как сына, но и для тебя он скорее не муж, а родственник. Так?

– Мы сегодня расстались, мамуль. У него другая женщина и дочь. В Ростове, – решилась я сообщить новость.

– В Ростове? Совсем близко к Украине. Все-таки Сема меня обманул… не в Белоруссии был Аркадий, а там воевал, да?

– Да, прости, мы с папой решили…

– Да бог с вами. Я вижу, ты не очень расстроена тем, что вы разбежались. Или так умело скрываешь?

– Нет, я на самом деле чувствую облегчение, честно. И не переживай – ты потеряла только зятя, но я не думаю, что Аркаша нас забудет, – уверила я, хотя сама сомневалась в этом. – Все, закрыли тему моего брака, давай лучше вернемся к твоей первой любви.

– Да… сейчас или никогда. Так мне однажды сказала твоя бабушка Евгения, когда просила объяснить, почему я вернулась в отчий дом.

– Вы с отцом все-таки уехали из Грузии?

– Не мы, а я. Петр практически сразу после свадьбы отправился на заработки на Дальний Восток. Сидеть на шее матери он не собирался. Единственное письмо от него из Владивостока я получила спустя два месяца. Ни матери, ни сестре он не написал ни строчки. Сообщив, что устроился на рыболовное судно матросом, он пообещал, что через год вернется с большими деньгами для меня и нашего малыша.

– Он оставил тебя беременной?!

– Не осуждай его, он видел, как мне плохо живется с его матерью, и хотел заработать нам на безбедное существование. Я готова была потерпеть.

– Подожди, тебе было восемнадцать, это – семьдесят восьмой год… я родилась в восемьдесят седьмом.

– Я не выносила твоего брата или сестру. И виновата в этом была моя свекровь Тамара Черкасова. Я простила ее.

Я ошеломленно смотрела на мать.

– Мама!

– Да, это так. Я расскажу сейчас, и ты поймешь. У Петра была сестра Манана. Она родилась на десять лет позже брата и с увечьем: нижняя часть тела была парализована. Когда Тамара уходила на работу, девочка оставалась на мне.

– Ты об этой трагедии упоминала?

– Да. Родилась она с травмой позвоночника из-за отца Петра – тот жестоко избил Тамару, когда она была уже на сносях. Но это еще не все. Десятилетний Петр, увидев это, набросился на отца, толкнул его, тот упал, ударился о камень и умер.

– И Тамара не простила сына?!

– Да. Потому что он лишил семью кормильца. Она осталась с больным младенцем и десятилетним сыном одна. Петра она спасла, взяв вину на себя. Суд ее оправдал. Вот такая трагедия… – Мама вновь задумалась, а я ее не торопила, понимая, что ей очень тяжело вспоминать далекое прошлое. Мне казалось, она собирается с духом, чтобы рассказать мне, как потеряла своего первенца.

– Так вот… Я оставалась с Мананой… нужно сказать, девочка не доставляла хлопот, была тихой и не капризной. Она много читала, я же помогала ей с уроками и бытовыми проблемами. И она все время просила меня не сердиться на мать – мол, у той такая тяжелая жизнь из-за нее, Мананы. Я успокаивала девочку, говоря, что все понимаю.

Токсикоз у меня был ужасный, я почти не ела, зато засыпала на ходу. Однажды заснула так крепко, что не услышала, как меня звала Манана. Я спала, а она попыталась сама переместиться с коляски на стульчак туалета. Тамара, вернувшись домой, нашла ее на полу в ванной комнате, а меня – спокойно спящей на диване. Я проснулась от визга свекрови, потом она схватила меня за волосы и потащила по коридору. Я кричала, кричала и Манана, заглушая наши крики, визжала свекровь. Она дотащила меня до двери в ванную комнату и отшвырнула от себя. Я ударилась головой о дверной косяк. Последнее, что запомнила, прежде чем потерять сознание, – заплаканное лицо Мананы.

У меня открылось кровотечение. Очнувшись в луже крови, я кое-как доползла до телефона в коридоре и вызвала себе скорую помощь. Собрала сумку и стала ждать врачей. Тамара так и не вышла из комнаты Мананы, когда меня увозили в больницу. Оттуда я сбежала, как только смогла твердо стоять на ногах. Слава богу, со мной был паспорт, кошелек с деньгами и кое-какие вещи. Я отправилась на вокзал, мне повезло взять билет на поезд. Так я добралась до дома.

– Ты рассказала родителям, что произошло?

– Не все. Только то, что оступилась, упала и потеряла ребенка. Отец поверил сразу, но твоя бабушка Евгения еще долго пыталась выведать у меня правду. Однажды сказала: расскажи сейчас или не говори никогда и никому. Я промолчала.

– Как ты объяснила, что мужа рядом нет?

– Очень просто, сказала правду – уехал на заработки. И впервые увидела одобрение в глазах твоей бабушки. Мне кажется, она была даже рада его отсутствию.

– А Петр?

– Петр пропал. Я ничего не знала о нем больше шести лет. Окончила музыкальное училище, вновь возле меня крутился сын папиного друга Борис. Я, чтобы не огорчать родителей, делала вид, что не против его внимания.

Твой отец неожиданно вернулся летом восемьдесят шестого. И я поняла, что на самом деле все это время ждала его.

– Так сильно любила?

– Не знаю, Марьяша. Любовь в разном возрасте разная. Первая – самая болезненная. Хочется всего и сразу. И самое главное – быть всегда рядом. У нас с твоим отцом это не получилось. Не было даже медового месяца, а он уехал. Шесть лет я слыла соломенной вдовой, но никогда не забывала о штампе в паспорте. Из-за него и оттягивала ответ на предложение Бориса. Я была уверена, что должна как-то закончить отношения с Петром. Или… продолжить.