Турухан словно ожил. Буксиры и катера тянули баржи вверх по реке к строящимся лагпунктам.

Перед Енисеем река Турухан снова резко повернула на юг, а мы продолжали лететь на восток, вдоль трассы будущей дороги. Она обозначалась такими же зонами с колючей проволокой и дымом костров. Ближе к Енисею стали попадаться и чёрточки насыпей: здесь начали уже строить.

— А вот и Енисей!

Его широкая водная гладь, окаймлённая высокими пустынными берегами, оборвала плоское пространство тундры Западно-Сибирской низменности. На огромных островах — озера и заливы; а по ту сторону реки, на востоке, виднелись складки гор, покрытые зелёным лесом.

На левом берегу стоял маленький посёлок Ермаково, а рядом, чуть повыше, — огромный лагерь со множеством зон, складов, палаточных городков и ещё не достроенных бараков. У берега, вплотную друг к другу, жались пароходы, баржи. Тысячи людей сновали по трапам и берегу, копошились на баржах. Мы видели, как бегут автомашины, ползут тракторы, дымятся паровозы, вытаскивая от берега по причальной ветке вагоны.

Отсюда всё это двинется на запад, навстречу тем, что высадились на Тазу, и на помощь тем, которые обживают тундру на Турухане.

От Ермакова летим вдоль Енисея на север. Минут через пятнадцать показалась Игарка — одноэтажный деревянный город со штабелями леса по берегам великой реки.

Штаб Объединённой северной экспедиции по приказу министра месяц назад был переброшен самолётами из Салехарда в Игарку и разместился на восточной окраине города. Я поспешил к Татаринову, который оказался у себя.

— Ну, как дела? — спросил он, протягивая мне руку.

— Вроде всё хорошо. Партии работают с подъёмом, прошли уже больше половины трассы, — начал я докладывать.

— «Вроде», говоришь... А план не выполняете, — перебил он.

— Как же так? — возразил я. — На всех участках работы идут точно по утверждённому вами графику и отставаний нет.

Татаринов велел секретарю позвать начальника плановой группы Нечаева.

Ожидая плановика, я рассмотрел просторный кабинет. На стенах висели карты и панорамы Севера, эскизы паромов, которые будут перевозить железнодорожные составы через Обь и Енисей. От большого рабочего стола под прямым углом тянулся длинный ряд столов, покрытых зелёным сукном, вдоль которых стояли полированные стулья. На полу лежал посредине большой ковёр, а по бокам в длину всего кабинета тянулись нарядные ковровые дорожки.

— Как у Надымской экспедиции с выполнением плана? — спросил Татаринов плановика.

— Не выполняют, Пётр Константинович, — ответил плановик, разворачивая ведомость, испещрённую цифрами.

— А вот он возражает, — кивнул на меня начальник.

— Сейчас доложу. Нечаев стал называть цифры, водя пальцем по ведомости:

— Было запланировано, если взять в целом второй квартал, четыре миллиона рублей, а они израсходовали меньше трёх. Так что план выполнили всего на шестьдесят два процента.

— Но это ведь хорошо! — обрадовался я, не понимая ещё, в чём дело. — И работу выполнили, и деньги сэкономили.

— Ничего хорошего тут нет, — решительно заявил плановик. — Сколько запланировано главком, столько и тратьте, а ещё лучше истратить немного больше... для перевыполнения плана, — уже менее уверенно заключил он и, как бы оправдываясь, добавил: — Ведь мы же по фактическим затратам работаем.

Снова «фактические затраты»! Я наконец понял всю нелепость такого планирования и, подумав, спросил:

— А на третий квартал нельзя этот план уменьшить?

— Нет, — решительно возразил Нечаев. — Даже на четвёртый нельзя. План утверждён на весь год.

— Ну, так вот, пока что ваша экспедиция по выполнению плана на последнем месте, хотя вы и работали по графику, — заключил Татаринов. — Подтянуться надо... — как-то неопределённо и нетвёрдо, непривычным для себя тоном приказал он.

Я промолчал и подумал, что «подтягиваться» всё равно не будем.

Согласовав место расположения деповской станции Пур, я попрощался с Татариновым и вышел в приёмную.

— Борисов вас разыскивал, — сказала мне секретарша. — Позвоните ему на аэродром.

— А, трали-вали, князь Уренгойский, — услышал я весёлый голос друга.

— Привет, дружище. Отправь меня домой, — попросил я его.

— Сегодня полётов больше не будет, отбой! — прокричал он.

Мы условились вечером сходить в клуб.

Борисов чистил пуговицы кителя, я утюжил видавший виды костюм.

— Говорят, знаменитость будет выступать на концерте, — сказал он.

— Из заключённых? — спросил я.

— Да, — подтвердил он.

У меня отпала охота идти в клуб, и я предложил провести вечер дома.

— Ты что? Такой случай упустить? И так ведь как медведь живёшь, — посмотрел он серьёзно.

Пришлось уступить. Шли по улице, засыпанной толстым слоем опилок, с деревянными тротуарами по бокам. Игарка стоит на вечной мерзлоте, и от непролазной грязи город спасают опилки, которых деревообделочный комбинат выбрасывает целые горы.

Миновав комбинат, расположенный тоже в восточной части города, со штабелями леса и досок, которых хватило бы на строительство не одного города, мы увидели протоку, забитую кошелями и бесконечными плотами леса.

Лес был всюду — и в воде, и на берегах, и на огромной территории комбината. Чуть пониже стояли океанские корабли разных стран. К ним подвозили на баржах тёс, доски, бревна. Два корабля стояли у причалов.

— Этот из Дании, — показал Борисов на корабль водоизмещением не менее десяти тысяч тонн. — А вот тот из Англии, а за ним голландец.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Разве вымпелов не видишь? — показал он на флаги кораблей. — Да и на комбинате сейчас аврал. Весь город мобилизован на погрузку судов, чтобы золото за простой не платить. Сегодня должны вот этот загрузить, а завтра за англичанина возьмутся. Вон к нему уже на рейд тёс возят, — пояснял он.

У деревянного двухэтажного клуба толпился народ. «Билеты все проданы» — увидели мы табличку на окне кассы.

Только я подумал, что можно вернуться домой,