Эхо Риги. Кэрролл проинформировал Шафрота об этих переговорах, так что он, должно быть, ожидал подобных неприятностей. В ответ он объяснил, что предыдущие операции АРА продемонстрировали мудрость назначения просвещенных людей в городах и деревнях в независимые продовольственные комитеты, которые будут подчиняться непосредственно АРА. Это заявление «было воспринято молча», что побудило Шафрота обратить внимание своей ошарашенной аудитории на соответствующие пункты Рижского соглашения, воспользовавшись случаем, чтобы освежить их в памяти о тех разделах, которые дают АРА право на бесплатное использование государственных складских помещений и транспорта, а также на прямой контроль над всеми закрепленными за ней складами и всеми перевозчиками, перевозящими американское продовольствие.

Эти американцы, безусловно, выдвинули много требований. Самарские вожди решили обсудить это между собой, затем организовали вторую встречу, на которой, решив принять вызов, они выступили «довольно решительно» против плана АРА. «Губернатор выразил мнение, что мы не имели права организовывать наши собственные комитеты, и только после довольно резкого телеграфного сообщения с Москвой, для чего нам были предоставлены все возможности, он признал, что это право было предоставлено нам Рижским соглашением». Именно так обстояло дело в других округах и подрайонах: первоначальное сопротивление правительства могло перерасти в открытую оппозицию, которая вызвала бы телеграфные обращения к вышестоящим властям, что неизбежно привело бы к официальному молчаливому согласию.

Однако это оказалось всего лишь вступительным боем. Споры преследовали процесс отбора отдельных членов комитета, что было еще более щекотливым занятием, чем наем сотрудников, потому что кандидаты должны были пользоваться доверием своих сообществ, но при этом не вызывать полного недовольства властей. Как и во многих других деталях, ветераны АРА в российском подразделении имели необоснованные ожидания успеха, основанные на их практике в Центральной Европе полагаться на помощь неполитичных «выдающихся граждан». В Советской России этот вид был практически вымершим.

Некоторые бежали или были сосланы за границу; из тех, кто остался, многие не выжили, а большинство тех, кто выжил, были не в состоянии заниматься филантропической деятельностью. Во время Революции утонченных людей, которым никогда не приходилось выполнять физический труд, заставляли сметать снег с железнодорожных путей, расчищать леса, убирать кучи мусора — делать все, что требовалось, чтобы получить продовольственный паек и остаться в живых. Поиски хлеба были всем. Теперь, в 1921 году, они были одними из первых, кто обратился к АРА за помощью. Сомервилл описал эту ситуацию из Симбирска:

Американцам, привыкшим к большому классу людей с приличными доходами и большим количеством свободного времени, для которых добровольная социальная работа является развлечением, трудно представить, что в России процесс нивелирования последствий войны и революции полностью покончил с любым таким классом — большинство из тех, кто занимался такой работой раньше, теперь сами стали самыми нуждающимися объектами благотворительности.

Те, кто мог бы внести свой вклад, должны были взвесить риски, связанные с ассоциацией себя с иностранной «буржуазной» организацией.

Создание комитетов в деревнях, как правило, было менее сложным, потому что сельская политика и общество, как правило, были менее запутанными. Типичные сельские комитеты состояли из школьного учителя, врача или ученика врача, представителя деревенского комитета по борьбе с голодом, возможно, священника и, как было согласовано в Риге, представителя сельского совета. В случае, если бы кто-либо из этих типов был признан недостающим, их места должны были быть заполнены либо путем избрания теми членами комитета, которые уже были выбраны, либо по назначению инспектора АРА.

Как только комитеты были созданы на деревенском, городском, региональном и провинциальном уровнях, АРА намеревалась дополнить эту структуру национальным комитетом в Москве, который объединил бы видных россиян, которые руководили бы всеми аспектами программы помощи. Национальный комитет, как и местные версии, должен был действовать независимо от правительства, с американскими работниками по оказанию помощи, которые находились там в основном для надзора за работой и выполнения задач инспекции и контроля. Теоретически таков был план, в какой сфере ему суждено было остаться.

Моделью для российских операций должна была стать миссия АРА в Польше с ее PAKPD, польской аббревиатурой польско-американского комитета помощи детям, учрежденного постановлением польского правительства летом 1920 года. PAKPD на самом деле была целой сетью продовольственных комитетов, организованных по всей стране работниками по оказанию помощи при содействии местных мэров, католических священников и других уважаемых граждан в каждом сообществе. Комитеты отвечали за отбор детей для питания и надзор за вопросами транспорта, кухонь, обслуживающего персонала и так далее. Другие подобные органы координировали работу на провинциальном уровне, в то время как в Варшаве центральная PAKPD, состоящая из общественных деятелей, хорошо известных по всей стране, руководила операциями на национальном уровне.

На бумаге работа американцев в Польше заключалась в обеспечении распределения продовольствия АРА без учета политики, «расы» или религии, сохраняя при этом окончательный контроль над всеми поставками гуманитарной помощи. Аналогичные национальные организации были созданы в Австрии и Чехословакии. Система комитетов была успешной отчасти потому, что она мобилизовала граждан, пользующихся хорошей репутацией в своих сообществах, особенно врачей и учителей и даже значительное число государственных служащих. Однако на практике даже флагманская миссия в Польше работала не так, как было задумано: американцам пришлось играть активную роль не только в качестве сторожевых псов или даже администраторов, но и в распределении продовольствия.

Какими бы неоднозначными ни были результаты дальше на запад, принципы PAKPD были совершенно непрактичны для России в 1921 году, не в меньшей степени, чем двумя годами ранее, когда Гувер выдвинул свое предложение в Версале. Работникам гуманитарной помощи потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к реальности, что Россия — это не Польша, что нет смысла говорить о возложении большой ответственности на русских, свободных от «политических замешательств», потому что в стране Боло таких людей не существовало. Литвинов сказал правду в Риге, предупредив Брауна, что в его стране «нет нейтралов». В среде, насквозь пропитанной политикой, представление о том, что возможно организовать «независимые» продовольственные комитеты, невосприимчивые к советским манипуляциям, было опасным заблуждением.

Как рассказывает Фишер, «После нескольких месяцев работы в России русское подразделение АРА сочло бы фантастическим предложение о том, чтобы в России последовал прецедент западной Европы, но в те первые дни они простодушно не подозревали о коварной работе правительства при пролетарской диктатуре».

В те первые дни центральное большевистское руководство сотрудничало с АРА в создании местных продовольственных комитетов, услужливо привлекая к ответственности своенравных провинциальных чиновников по просьбе американцев; АРА выполнила свою часть сделки, разрешив представителю правительства заседать в каждом комитете. Однако большевики отказались от предложения АРА о создании национального комитета, или центрального RAKPD, русской аббревиатуры российско-американского комитета помощи детям, который должен был стать адаптацией польского прецедента, но который не был прописан в Рижском соглашении. Каменев, ответственный сотрудник Политбюро