волка за локоть к ближайшей скамье, начала размышлять, насколько опасно сейчас нанимать какого-то постороннего и опытного змея. Или у меня уже началась паранойя, оттого-то и подозреваю всех в пособничестве преступникам? Поинтересовалась задумчиво:

– Незнакомый маг среди преподавателей? Ты его тоже видел?

Оборотень шмыгнул носом и выложил:

– Да вон он из учебного корпуса выходит. Что ты ко мне пристала, Ирис? Мое сердце разбито – я обязан вылить свое горе в творчество!

Я поднялась на цыпочки и пригляделась. Высокий мужчина с короткими волосами цвета платины действительно шагал от крыльца к административному зданию. Хвала лешим, хотя бы не Цирус собственной персоной, а то я уже успела себе напридумывать. Но все равно это как-то рискованно. Неужели Унгальда в столь непростые времена не могла бы и дальше заменять молодая ассистентка кафедры? Потом Сата допрошу – благо живем теперь через стенку, а в ночное время неформальная болтовня уместна даже с ректором. Но пока я была вынуждена вернуться к безутешному волку, чтобы выслушать причину его отчаянья:

– Оказывается, ей всегда нравился Дарн! А мои ухаживания Валиса принимала лишь потому, что я выглядел более подходящим вариантом! Как мне принять такой итог – из сердца вырванный кусок?!

– Сосредоточься, Гантер, ты снова переходишь на стихи, – потребовала я.

А ведь новость совсем новостью не была – мы с девчонками знали о симпатии Валисы к предводителю волчьего факультета, но она всерьез старалась проникнуться другим парнем. И тут, видимо, что-то в ней сломалось: то ли устала пытаться, то ли Дарн проявил к ней внимание, вот и полетела эта незарожденная любовь с нелепыми стихами под откос. Но я не имела представления, что говорить в такой ситуации, поэтому просто брякнула первое, с чего начинались все мои мысли о Валисе:

– Ну и стерва.

– Не смей так о ней говорить! – рыкнул оборотень, но вновь поник. – А разве я могу конкурировать с тем, у кого плечи шире, удар крепче и голос басовитей?

Да, по этим параметрам Дарн действительно превосходит Гантера, но ведь лишь потому что старше – волки с возрастом матереют, а разница в несколько лет издали бросается в глаза. И не факт, что через каких-нибудь пару лет Гантер не обгонит по квадратности своего старшего товарища. Надо было вспомнить именно об этом, чтобы поднять его самооценку, но неожиданно для самой себя я тихо заговорила о другом:

– Дело не в том, кто из вас лучше, Гантер. Это просто происходит само собой. Он мог быть в десять раз более тощим, а все равно бы ей приглянулся. Некоторые качества его характера привлекли Валису, но и у тебя они имеются, а выбор… тебе не кажется, что не мы его делаем? Мозг утверждает, что нельзя, не получится или грозит ужасными последствиями, а сердцу безразличны эти рассуждения. И ты притворяешься, занимаешься самоубеждением и пытаешься чувствовать правильно, пока струна не рвется – а она же все равно когда-нибудь рвется, потому что сила воли перестает в какой-то момент работать.

– Ты сейчас о ком говоришь? – вернул он меня к своему горю. – Ирис, не утешай! Я не настолько силен, как Дарн, поэтому меня никогда не полюбит такая потрясающая красавица, как незабвенная Валиса!

Я не считала старосту нашего курса ни потрясающей, ни красивой, но взору влюбленного безразличны чужие мнения – и это тоже правда, которую я не успела озвучить. Обняла парня и позволила ему расклеиться окончательно, ведь у Гантера нет иного выбора, кроме как пережить эту потерю. Это очень странно, когда могучий воин, способный переломить тебя пополам одной рукой, рыдает на твоем плече, подобно маленькому ребенку. Но я гладила его по голове, не мешала страдать и невольно думала о своем. Они ведь даже вместе в прямом смысле не были, а волк так убивается. Мой собственный жених после расставания выглядел совсем иначе – скорее недовольным моим поведением, чем разбитым. При этом я ничуть не сомневаюсь, что Андай меня когда-то любил – хотя бы в тот день, когда уговаривал поехать в академию. Очередная несостыковка в его новом образе, а у меня недостаточно понимания, чтобы сделать четкие выводы. Или вот Сат. Любовь чистокровного дракона и ведьмы не годится даже для лисьих шуток, а у меня в его присутствии мысли звенят и все в животе переворачивается. То есть, исходя из моих же случайных слов, эта струна когда-нибудь порвется? А что мы будем делать потом, когда прекратим бороться с собой и столкнемся с реалиями жизни? Стало тревожно, страшно и тоскливо – аж самой захотелось подвыть Гантеру.

В этой позе нас и застукали.

– Студентка Мартос, с какой периодичностью от тебя надо отгонять ухажеров, чтобы успевать?

Нет, у него точно чутье – или же он в окошко кабинета нас увидел и сюда прилетел, чтобы сверкать своими черными глазищами. Я не разомкнула объятия и не выпустила Гантера на волю. Посмотрела на ректора прямо, внутренне в очередной раз сжалась, а ответила шепотом, чтобы не сбивать уже затухающие рыдания с ритма:

– Не сейчас, иор. Дома поговорим. Оставь свою ревность до вечера, хотя у тебя и без нее перебор с недостатками.

Сат поскрипел зубами, но все же не кинулся разнимать нашу слипшуюся парочку, а Гантеру и вовсе не было дела до того, что происходит вокруг. Эйр тоже заговорил тише, но было заметно, скольких усилий ему стоит это терпение:

– Я тебе не иор, а ректор. Это во-первых. Во-вторых, какая еще ревность? Придумала тоже. Ты же прижимаешь постороннего к моему кулону. У студента Ферма что-то случилось? Я могу обнять его вместо тебя – будет противно и неудобно, но на что не пойдет дракон ради своей собственности?

А ведь я раньше даже и не знала фамилии нашего горе-поэта. Наверное, для Валисы это тоже стало аргументом, потому что лично я до скончания веков называла бы ее «лисофермой» – и никакие кикиморы мне рот не заткнули бы. Но Сат не уходил и ждал какой-нибудь реакции, а я продолжала задумчиво гладить большую голову оборотня. В конце концов эйр сдался и сел с другой стороны от волка, чтобы вкрадчиво предупредить:

– Ирис, я долго настраивался ни в чем на тебя не давить, но ты не оставляешь шанса. У Ферма кто-то умер? Иначе он сам рискует не дожить до следующей недели.

Пришлось пояснить:

– Его девушка бросила.

– И? Сразу же нашел новую? Быстро, но травмоопасно.

Гантер неожиданно вскинулся и принялся кричать:

– Вам не понять, господин Дикран! Ясное дело, что для вас это все кажется ерундой – девушки не бросают драконов, уж особенно чистокровных! Как вам вообще прочувствовать такую сердечную боль?

Сат опешил, а я решила объясниться вместо него:

– Его тоже бросали, Гантер. Некоторые источники утверждают, что сама Великая Змея на такой подвиг сподобилась.

Волк уже приходил в себя, поэтому нашел в себе силы удивиться:

– Великая Змея? Господин Дикран, ничего себе вы замахнулись!

Эйр неотрывно смотрел в мои глаза – и было непонятно: он все еще злится, или уже за чернотой проблескивают всполохи смешинок. Тем не менее ответил:

– В те времена казалось наоборот – «ничего себе она замахнулась». А потом как-то все перевернулось, вместе с тем и мир перетряхнуло. Сейчас история идет к тому же. Начинаю подозревать, что проблема во мне. Если уж мне понравится какая-то девушка, то она обязательно создает социальные потрясения.

– Чего? – не понял волк.

– Ничего! – внезапно громко рявкнул эйр. – Отодвинься от моего кулона! Еще дальше. За стены академии отодвигайся.

Мне стало так смешно, что возникшей идее я сопротивляться не стала – вынула из-под воротника цветочек ириса и расстегнула золотую цепочку. Последнюю протянула Сату.

– Это ваше, глубокоуважаемый ректор. Возвращаю, а то ж изведетесь. – Глянула на волка и сообщила ему: – Сейчас заговорю это украшение с вплетением твоего имени – и вот увидишь, сил значительно прибавится!

Сат цепь не принял, зато таких круглых глаз на его лице я прежде не видела. А от интонации повеяло лютым морозом:

– Студентка Мартос, не буди во мне дракона.

– А он когда-то спит? – я продолжала веселиться. Пошипела на кулон и вложила в крупную ладонь оборотня: – Все-все, Гантер, отказ не принимается! Скоро почувствуешь облегчение. Разбитое сердце он не залечит, но придаст энергии, чтобы это пережить.

Тем же взглядом эйр сопроводил перемещение цветочка – сначала из моих рук, а потом и в