Шрифт:
Закладка:
Я исчез, Амаранта, но не моя любовь к тебе. Я попал в заточение, тысячу раз я тонул, горел, я стал призраком. И растерял все слова.
Никакое объяснение не в силах вернуть нам ускользнувшие годы, что уже далеко. Прощение мне не дозволено. Но прежде чем уйти навсегда, я отказываюсь подчиняться судьбе и посылаю тебе эти слова, последние.
Только ради тебя я расплавляю цепи, семьдесят лет державшие меня в заточении, избавляюсь от стыда и говорю с тобой, потому что не хочу, чтобы последним звуком между нами была тишина. Эта оглушительная тишина, которая гремела между нами десятки лет.
Я старик, Амаранта, и помню девочку с сияющей кожей. И только это воспоминание о тебе, тщетная надежда снова коснуться тебя поддерживала во мне жизнь, пока я ждал. Ждал и горел.
Я не рассказываю, не объясняю и не прошу у тебя прощения, которого не заслуживаю. Но я предлагаю тебе, сейчас, в конце своего странствия, снова – любовь, которая сжигала меня на протяжении всего моего пути, который увел меня от тебя.
Амаранта, если огонь этой любви еще в силах согреть тебя, то я предлагаю его тебе тысячу раз, как хотел делать каждый день своей жизни.
Не забвение удерживало меня вдали, а цепи. Цепи, которые ранили мои руки, сердце и душу.
Но ничто в этой жизни не вызывало у меня таких чувств, как воспоминание о твоей улыбке.
Присцилла опустила листок и подняла взгляд на свою небольшую публику, в полном молчании замершую вокруг нее.
– Итак? – нетерпеливо спросила писательница. Она собой очень гордилась.
– Ну, – ответил Чезаре, – если не считать того, что никто из плоти и крови не написал бы ничего подобного, я бы сказал, что отлично.
– А стоило бы поучиться! – воскликнула Анита со справедливым негодованием.
– Это прекрасно, – всхлипывая, выдавила Аньезе, вытирая глаза платочком.
– И правда чудесное письмо, – подтвердила Вирджиния. – Теперь нам надо только его передать. Дамбо, ты сам?
– Ну да, но вы вообще-то не должны больше называть меня Дамбо! – вновь разозлился он.
– Да-да, но новые уши ведь еще не готовы, а? – заметил Эльвио, дернув его за оттопыренное ухо. – Беги неси письмо, с которым мы только что сотворили чудо, а с твоими ушами чудо сотворит доктор. Давай, давай!
Анита как раз убирала новое письмо в конверт, когда Агата вдруг вскочила на ноги:
– Стой!
– Господи, а теперь-то что? – удивилась Присцилла.
– Письмо написано рукой женщины! – Не зря же она читала все те детективы.
– Так Пенелопе вроде лет сто, думаете, она заметит?
– Ну, мы сказали «а», скажем и «б», – прагматично решила Эльвира. – Доктор, перепишите вы его!
– Какой доктор? Я или мой брат? – уточнил Этторе.
– Любой.
– Дайте мне бумагу и ручку, – вмешался Чезаре.
– Какая честь… – пробормотала Присцилла с нахальной усмешкой.
– Так, чернильная душа, тихо, – хлопнув ее по руке, ответил Чезаре, добродушно подначивая девушку.
Присцилла посмотрела на тыльную сторону своей ладони, потом в глаза Чезаре и, о чудо, рассмеялась.
– Завтра поведу тебя на поиски тетради рецептов, – прошептал он ей.
И она молча кивнула. Отдавая себе отчет, что этим кивком отвечает на кучу вопросов разом.
Глава девятнадцатая
Итак, счастливый Дамбо вручил письмо, и на несколько дней деревушка замерла в ожидании. Казалось, будто вокруг стало тише. Даже близнецы, проходя мимо дома старушки Пенелопы, замедляли шаг и говорили шепотом.
Но ничего не происходило. Несколько дней дом так и стоял, тихо, не подавая признаков жизни, и мало-помалу ожидание, вполне естественно, стало ослабевать. И все же в горячем летнем воздухе висел вопрос, которым задавались все: неужели ничего не произойдет? Это после такого-то плана, похищения Дамбо, письма, вскрытого над паром, подмены написанного новым письмом от Присциллы, и теперь правда ничего не произойдет? Как такое возможно?
Загадка, о чем же думала Пенелопа в безграничном одиночестве своего дома, царила в мыслях каждого, присоединившись к размышлениям о том, куда же подевался сборник рецептов экономки Луизы, с ее «Супремой».
Только два человека казались слишком рассеянными, чтобы разделить чувства жителей деревни: Чезаре и Присцилла были слишком заняты. Он читал, периодически разражаясь хохотом, ее романы и обдумывал идею, появившуюся у него на скамейке виллы «Эдера». А она писала новую книгу.
Потом еще были поиски пропавшей тетрадки с рецептами. Присцилла с Чезаре проводили дни в прогулках по деревне и кропотливых поисках.
Зародившиеся между этими двумя близкие отношения не остались незамеченными, в особенности для трех кумушек, которые теперь минимум три раза в день слышали от Кларетты:
– А я вот знала, что так будет. Что я вам говорила?
Первоначальное разочарование тем фактом, что тихой сапой приезжает какая-то городская и как ни в чем не бывало принимается соблазнять того, кто во всех отношениях был вообще-то их доктором, уступило место предвкушению и азарту. За несколько дней три кумушки не только перестали воспринимать происходящее в штыки, но и принялись болеть за этот вычурный танец, разворачивающийся на их глазах.
В такой маленькой деревушке никогда не наблюдали такого количества событий разом. Что наполняло, особенно трех старушек, бурлящей жизненной силой и неукротимым желанием сунуть туда нос. Когда еще представится такая возможность?
Анита во всех подробностях пересказала им историю письма Пенелопы, и троица, до глубины души возмущенная тем, что их мнения не спросили и что они пропустили единственное преступление в Тильобьянко, умирали от желания увидеть, как что-то случится прямо у них под носом.
Гораздо меньше энтузиазма испытывала Лаура. Раскрыв свой секрет подругам, она оказалась в ситуации, которая приводила ее в ужас.
После долгого размышления о том, как разрешить свою дилемму о меньшем зле, Ирена наконец решила, что это зло, естественно, Лаура, и благословила их с Чезаре союз. Притом подругу нужно было наставлять, сама она была совершенно не в состоянии разобраться со своей личной жизнью. Так что Ирена вознамерилась проинструктировать ее на тему того, как надо соблазнять мужчин вроде Чезаре, и теперь Лаура оказалась перед необходимостью следовать указаниям женщины, чья идея соблазнения заключалась в перечислении всех аргументов в презентации PowerPoint. И она не до конца понимала, какое чувство сильнее, страх или грусть.
Ну а веселее всего в этой ситуации было Этторе. Наблюдать за братом в разгаре настоящей гонки по соблазнению, пусть и аномальной, было одно удовольствие. Еще на вилле «Эдера» он, как и все остальные, заметил, как Чезаре смотрит на писательницу. И во взгляде брата увидел нежность и любопытство.
Наконец-то он встретил женщину, которая устояла перед ним, а ведь в
