А потом она только тихонько произнесла:

– Это мисс Хэвишем…

– Кто это? Ее подружка? – спросила Кларетта, не обращаясь ни к кому в частности.

Присцилла улыбнулась:

– Это персонаж из романа Диккенса «Большие надежды». Женщина, которую бросили у алтаря, и она закрылась в своем доме в платье невесты, и так и носила его много лет, пока ее свадебный пир поедали насекомые и гниль.

– Какая гадость, – заметила Агата, которая считала, что ради любви точно не стоит выбрасывать целую гору вкусной еды.

А в следующий миг писательница уже приняла решение и объявила:

– Так, хорошо, напишем это письмо!

– Я знала, я знала! – ликовала Агата, пока все присутствующие устремились к молодой женщине, пожимали ей руки и хлопали по плечу.

– Ладно, успокойтесь, мне нужно полчаса, договорились? – объявила она.

Все с нетерпением закивали.

– Да, мы подождем!

– Конечно, подождем!

– Дамбо, тебе же все равно нечего делать, правда?

– Да, но вы должны ждать молча, вот что я имела в виду, – настойчиво добавила Присцилла. – Как мне придумать целое письмо, когда вы все тут болтаете?

– Точно, да, ты ведь права, – сказал кто-то.

– И правда, – поддержал кто-то еще.

– Давайте все помолчим, хорошо? – подвела итог Аньезе.

– Да, мы будем молчать, просто посмотрим на тебя, и все, – ответил другой голос.

– Нет, смотреть на меня не надо! – возразила Присцилла, которая даже не заметила, что теперь все до одного начали обращаться к ней на «ты». – Сейчас вы побудете здесь, или погуляете по дому или по парку, а я посижу на террасе, одна, и напишу письмо. Но переговаривайтесь потише, договорились?

– Потише, ясно? – прошептал Эльвио, обернувшись к собравшейся компании. – Тш-ш-ш.

– Я, если ты не против, приберусь на кухне, не могу сидеть сложа руки, – предложила Эльвира.

– А что, если приготовим пасту на всех? – предложил Дамбо.

– О, смотрите-ка кто подал голос, теперь он проголодался…

Хозяйка дома тяжело вздохнула, не зная, как привлечь внимание.

– Слушайте, можете делать что хотите, – громко объявила она. – Главное, чтобы я могла провести эти полчаса в одиночестве. Готовьте пасту, собирайте листики, только меня не беспокойте!

В единый миг, если можно так выразиться, все испарились.

А Присцилла, вернувшись на свой пост на террасе, завязала волосы в пучок на макушке и принялась думать.

В нескольких шагах от нее, под акацией, Вирджиния с детьми что-то оживленно обсуждали, а на каменной скамейке под магнолией в почтительной тишине сидели рядом Чезаре с Агатой. Их взгляд был обращен вверх. В частности, на склоненную головку Присциллы, повернутую к ним в три четверти.

Агата думала, что Присцилла – самое невероятное, что когда-либо случалось с Тильобьянко, и неважно, что она пишет только любовные романы, она все равно большая молодец. И ей не терпелось наконец прочитать то, что Присцилла в итоге придумает.

Чезаре в свою очередь думал примерно то же самое, но его занимал и еще один немаловажный вопрос, а именно: каково было бы склониться над этой изящной головкой, сначала коснуться ее губами, а затем проложить дорожку крошечных поцелуев по ее шейке и наконец осмелиться нежно прикусить?

В общем, мужчина всегда остается мужчиной, а эта женщина, нужно сказать, его изрядно заводила, тем более что она при помощи какого-то колдовства поселилась в его правом ухе. Так там и звенела. Она казалась какой-то гремучей смесью мягкости и колкости. Кроме того, никто никогда не сравнивал его с персонажем романа, и в этом тоже было свое очарование. Ему казалось, что Присцилла окружена стенами, тщательно выстроенными за годы планирования, и задача найти брешь звучала как вызов его мужскому инстинкту. Одним словом, как же покорить эти стены? Как добраться до комнатки в башне?

Чезаре, лениво расположившись на скамеечке в тени, поспешно перебирал свои лучшие техники соблазнения и находил их все слишком банальными для синьорины Гринвуд.

От этих мыслей его отвлек голос Агаты:

– Ты меня слушаешь?

– А?.. Прости, что?

– Я сказала, что у тебя что-то лежит в кармане джинсов. Похоже, Лаура подсунула тебе записку.

Чезаре привстал и, пощупав задние карманы, выудил из правого розовый листочек.

– Как я и говорила. Что там? – спросила Агата, чья рыжая макушка высунулась у него из-за руки, чтобы тоже прочитать написанное.

Жизнь моя, это ты моя жизнь. Обрати свой мужской взгляд на меня и заставь воспламениться мое женское естество своими нежными как голубки руками.

– Однако! – воскликнула девочка, присвистнув.

Чезаре пришлось перечитать сообщение пару раз.

– Кто, ты сказала, положил записку мне в карман? – изумленно уточнил он.

– Лаура! Ну она всегда с теми, другими, ими Ирена командует. Знаешь их? У них свой книжный клуб.

Мужчина задумался, вспоминая ту группу, и изумленно поднял брови. Так вот кто эта таинственная незнакомка, что подсовывает ему записки! Та напуганная мышка, Лаура.

Женщины никогда не перестанут его удивлять.

– И что ты теперь будешь делать? – поинтересовалась Агата.

– Не знаю, – ответил он, тяжело вздохнув.

– Но ты же большой, ты точно должен знать!

Чезаре повернулся к ней:

– А ты так уверена, что взрослые всегда знают, что делать?

– Моя мама всегда знает, – уточнила девочка.

– Возможно, мамы и знают. А вот я нет.

– А… – Агата замолчала. – Тогда это проблема. Тебе не нравится Лаура?

– Нет, я бы сказал нет. Совсем не мой тип.

– Да и мне, вообще-то, тоже. – Потом, набравшись храбрости, она спросила: – Кто же тогда тебе нравится?

Чезаре, даже не задумавшись, поднял взгляд к террасе, прямо к склоненной головке Присциллы.

– И правильно, – твердо заключила Агата, улыбаясь.

– А ты как бы выманила такое крошечное создание из его убежища? – спросил Чезаре. У детей бывают неожиданные идеи.

Агата, похоже, вопросу не удивилась. Она лишь серьезно задумалась на пару мгновений, размышляя над проблемой.

– Ну, его можно было бы привлечь светом, будь это мотылек или комар. Или чем-то сладеньким? Ну, знаешь, когда говорят, что на мед летит больше мух, чем на то, другое. Или хотя бы обычными цветами, нет? Они привлекают всех насекомых, и пчел, и бабочек.

– Получается, свет и сладости… и цветы, – пробормотал Чезаре, и в голове у него начал смутно вырисовываться план.

Цветы для Присциллы Гринвуд? Возможно, слишком банально. Но что, если не совсем цветы, размышлял Чезаре, тихонько поглаживая бородку.

Именно в этот момент писательница поднялась со стула и объявила:

– Готово.

Амаранта, любовь моя.

Амаранта, бабочка моя, пчелка. Амаранта, тень и бархат, волна и паутинка.

Я бы хотел провести жизнь в твоих объятиях, укутавшись в твою душу.

Вместо этого я обращаю свой крик к небу и к Господу оттого, что мне этого не было позволено.

Моя Амаранта, мое зеркало, луна, ракушка. Ни дня не проходило, чтобы я не вспоминал о твоих губах,